Ужасная была ночь! Ветер налетал порывами, запутывался в раскидистых кронах дубов и возмущённый сопротивлением, начинал бешено трепать и ломать ветви, сдирать и без того редкую жухлую листву, а освободившись, наваливался на земную твердь, разбрасывал кучи истлевшего прошлогоднего хвороста, взметал тучи этого сора в воздух, но окончательно растратив силы в бессмысленных своих забавах, тотчас же ронял обратно. Иногда к сору добавлялись две-три горсти первого снега, хотя меленькие ледяные крупинки, таявшие от легчайшего прикосновения к любому предмету, и снегом-то назвать было тяжело. И вдобавок, гул и свист ветра время от времени заглушали другие, более тоскливые и протяжные звуки, от которых кровь стыла в жилах: отдаленное завывание голодной волчьей стаи.

Но что делает в такое время на узенькой лесной стёжке совсем молоденькая девушка? Зачем и куда продирается она в почти сплошной тьме? Лучше бы ей было остаться дома, сидеть в тепле около печки и занимаясь какой-нибудь необременительной домашней работой, слушать интересные и поучительные истории, которые рассказывает ласковая матушка. Ради чего понадобилось ей менять домашний уют на опасности ночного леса, монотонное гудение прялки на рыдание ветра и завывание волков, а преисполненный романтической таинственности трепетный свет плошки на непроглядную тьму?..

Где-то впереди мигнул едва заметный огонёк. Вот она, долгожданная цель рискованного путешествия!

Завидев искорку света, девушка вмиг утратила наименьшее самообладание. Нелегко было ей, преодолев чувство страха и предрассудки, отправиться одной в столь гиблое место. И она почти добралась... Вот именно — почти! Неизвестные и невидимые обитатели тьмы всё ещё могли наброситься на девушку и вмиг разорвать на мелкие кусочки. Хуже того — живьём утащить в мир загробных теней и ужасных духов! И это несмотря на непосредственную близость к человеческому жилью!!!

Призрачные существа, прежде прятавшиеся за кучами ветвей, валунами, пнями и стволами деревьев, расправили широкие кожистые крылья, взвились ввысь, оскалили огромные клыки, растопырили когтистые пальцы и приготовились схватить путешественницу! Сейчас она умрёт...

Девушка слабо вскрикнула. Её сердце забилось в груди словно птичка в силке, в голове помутилось. Не разбирая дороги, она бросилась напролом сквозь низенький чахлый кустарник. Только бы успеть вывернуться, выскользнуть от страшилищ, которые изо всех сил стараются вырвать из рук небольшую корзинку, хватают цепкими лапами, похожими на колючие ветви, за подол домотканого шерстяного платья, за тёплый платок и за пряди светло-каштановых волос, которые выбились из-под него, подставляют под ноги толстые змеиные хвосты, почти неотличимые от узловатых древесных кореньев...

— Кто там?

Девушка тряхнула головой, стремясь прогнать видение. Оказалось, что она стоит прямо перед покосившейся, вросшей по окна в землю лачугой, которая прислонилась одной стеной к крутому склону холма и изо всех сил стучит кулачком в дверь.

— Отворите, это я! — отчаянно пискнула она и принялась колотить с новой силой, поскольку в этот миг ветер завыл в особенности громко и дунул так мощно, что девушка едва удержалась на ногах. В лачуге завозились, пробормотали: “Сейчас, сейчас, оставь дверь в покое”. Потом раздались тихие шаги, стукнул деревянный засов — и в слабо освещённом дверном проёме возник чёткий силуэт. Девушка почувствовала слабость в коленках, пошатнулась и схватилась рукой за притолоку, так как хозяйка лачуги была настоящей ведьмой в буквальном смысле слова.

— Ну, чего стоишь? Заходи, если пришла, чего дом выхолаживать...

Голос ведьмы не был страшным, грозным или противно-скрипучим, хотя девушка подсознательно ожидала от женщины, специализировавшейся на подобного рода деятельности, чего-то отвратительного, грозного и страшного.

— Да заходи скорее, — нетерпеливо повторила приглашение ведьма и пробурчала себе под нос: — Ох уж эти мне девчонки — сущее наказание...

Несомненно, ничего угрожающего не было в её голосе. В нём лишь чувствовалась безграничная усталость, точно говорившая несла на плечах невидимое, но непосильное бремя. А позади сатанел ветер, ревела и секла снежной крупой непроглядная тьма, караулили ужасные чудовища. А впереди было жильё, пусть и жалкое, но всё же человеческое существо, пусть даже ведьма. И девушка отважно переступила через порог, правда, для верности перекрестившись. По поводу чего хозяйка лачуги глубокомысленно изрекла:

— Ну давай, давай, крестись. Все вы поначалу шарахаетесь от меня! Посмотрю вот, как ты дальше являться станешь.

— А что... ещё нужно будет приходить? — с замиранием сердца пробормотала путешественница, не осмеливаясь оставить тёмные сени и войти в комнату. Ведьма тихонечко хмыкнула.

— Ну да, ну да, а как же: нужно! Сама прибежишь, знаю я вас, благонамеренных. Наверняка частенько станешь сюда бегать, насколько я понимаю... Ну-ка, давай, выходи из сеней и подойди к очагу.

— Зачем это?! — вмиг всполошилась девушка. Ведьма коротко вздохнула (будто ветер прошелестел в камышах на болоте) и начала успокаивать гостью:

— Что ты, что ты, не собираюсь я тебя есть. Это только в сказках бывает: попала в ведьмин дом — полезай в печь. Просто я хочу получше рассмотреть тебя.

— Для чего? — не унималась девушка.

— Понять нужно, кто и что ты есть на самом деле. А то барабанят в дверь среди ночи, чуть ли не ломают её, спрашиваешь, кто пришёл, а тебе кричат: “Я!” Ну и ответ, нечего сказать! Понять мне тебя нужно, вот что, — объяснила ведьма, взяла гостью за руку (от чего девушка вздрогнула), вытянула на середину единственной в доме комнаты, поставила против очага и начала пристально разглядывать. Девушка поначалу стояла, потупив глаза в утоптанный земляной пол, посыпанный мелко посеченным зельем. Тем не менее любопытство наконец победило, и она решила повнимательнее присмотреться к хозяйке лачуги. Девушка считала, что ведьма окажется этаким безобразным косматым страшилищем, одетым в лохмотья. Но вопреки её ожиданиям, во внешности ведьмы, как и в голосе не было ничего отталкивающего. Наоборот, она оказалась довольно таки миловидной женщиной лет сорока со здоровым цветом лица, одетой так, как одеваются простые крестьянки. Необыкновенным был лишь острый взгляд запавших зелёных глаз. От этого взгляда делалось крайне неудобно, хотелось уменьшиться, мышкой забиться в самую неприметную щёлочку и сидеть там тихонечко-тихонечко... Но уменьшиться и спрятаться, к сожалению, не удавалось. Приходилось выдерживать этот взгляд, содрогаясь в душе.

— Да, я знаю, чья ты дочь. Твою мать Галей зовут, разве нет? — ведьма улыбнулась и прижмурила правый глаз, который был немного темнее левого. — И живёшь ты в небольшой деревушке за десять вёрст отсюда.

— Как вы угадали? — девушка была крайне удивлена.

— Я тебе не цыганка какая-нибудь, чтобы гадать, — пренебрежительно бросила ведьма, — просто я знаю твою мать.

— Мою мамочку? И откуда же вам её знать?

Ведьма горделиво подбоченилась.

— А как же, жди! Бог наоборот проклял нашу праматерь и заставил всех нас страдать во время вынашивания. Так что помочь может только всеми гонимая ведьма. То есть я. Конечно, пришлось твоей матери помучиться, а мне с ней немало повозиться. Зато вон какая красавица выросла!

Ведьма ласково улыбнулась, оглядывая девушку.

— И к тому же и лицом, и фигурой в Галю пошла. Только... да нет, только не фигурой! — она с понимающе улыбнулась. — Ты тоже в положении, что ли? А может, избавиться хочешь?.. Ко мне же со всяким идут, не с одним, так с другим, если не сохранить, так наоборот... Ты только не стесняйся, всё говори, как есть.

Под пронзительным ведьминым взглядом девушка залилась от шеи до корней волос румянцем смущения и пролепетала:

— Что вы, что вы, я ещё не... не замужем...

— Так это незамужним и надо, чтоб позор скрыть. Замужней-то что? Знай своё бабье дело. Да и поопытней они, приспят ребёночка или ещё как вывернутся... Ну да ладно, поняла я, что именно ты имела в виду: ты не спозналась пока с мужчиной, и не о ребёнке речь. Так?

Девушка молча кивнула.

— Тогда в чём дело?

Девушка продолжала молчать. Ведьма подтолкнула её к столу, усадила на расшатанную некрашеную скамеечку, сама направилась в тот угол, где на пол была брошена охапка соломы, укрытая облезлой шкурой неопределённого цвета, вытянулась на ней и приказала:

— Хватит запираться и отмалчиваться. Сумела добраться сюда, сумела меня разбудить — сумей и говорить. Чувствуй себя как дома. В конце концов, учти, что здесь ты уже была... в материнской утробе! И пусть не я тебя крестила, всё же в некотором смысле я твоя добрая крёстная матушка. Так что смелее. Как тебя зовут?

Девушка встрепенулась, взглянула на хозяйку лачуги и почти уже решилась ответить... Но в последний миг что-то всё же заставило её сдержаться, и с прелестных коралловых уст не слетело ни звука. Ведьма только зевнула.

— Хорошо, милочка, не хочешь — не говори, дело твоё. Только я всё равно узнаю, ты особенно не рассчитывай на то, что отмолчишься. А впрочем, помолчи, может, так тебе станет легче.

Девушка между тем и в самом деле несколько оживилась и подчиняясь природной любознательности, принялась вертеться по сторонам и внимательно ко всему присматриваться. Единственная комната лачуги была обставлена крайне убого: кроме криво сложенного из неумело обтёсанных камней очага, покрытой шкурой охапки соломы, стола и расшатанной скамейки, которую хозяйка предложила гостье, здесь был ещё одна скамеечка чуть меньшего размера, да вдоль стены с дверью тянулись в несколько рядов полки, уставленные разнообразными горшками, горшочками и коробочками. Стена, у которой был устроен очаг, на самом деле была не стеной вовсе, а отвесно срытым склоном холма. Из земли торчали обрубки древесных корней. Здесь же была небольшая дверца — видимо, вход в амбар. В стене напротив охапки соломы было ещё малюсенькое окошечко, обтянутое потемневшим от времени бычьим пузырём.

— Да, я пришла не из-за ребёнка, — и вновь замолчала, ожидая, что ответит ведьма.

— Я слушаю, слушаю, — сказала та и, когда молчание сделалось непереносимым, добавила: — слушаю внимательно. Дальше.

— И хоть я и... не познала мужчину, — личико и шея девушки вновь покраснели, — я пришла... как раз из-за одного парня.

— Бедняжка, ты безнадёжно влюбилась, — ведьма сочувственно вздохнула, — и не в силах смотреть на твои страдания, твоя крёстная мать (настоящая крёстная!) посоветовала тебе собрать корзинку подарков и наведаться ко мне.

Широко раскрыв глаза, девушка уставилась на хозяйку лачуги и дрожащим голосочком спросила:

— А-а-а… с чего вы взяли?..

— Э-э-э, оставь, все женщины одинаковы, — ведьма презрительно улыбнулась. — Разве может добрая любящая матушка посоветовать любимой доченьке отправиться в логово проклятой колдуньи?! Да её нежное сердце прежде разорвётся на кусочки! Нет, кто угодно, только не она сама. Вот её кума, а твоя крёстная мать — дело другое. Впрочем, готова поклясться, и эта благочестивая женщина знает меня и пользовалась моими услугами. Ведь я всей округе известна! Так что кумушки спознались быстренько. Только перемигнулись и поняли, что к чему. Да, безусловно, все женщины одинаковы.

Девушка понурилась. Если это правда... Крайне неприятно осознавать, что близкие и пылко любимые с детства люди давно уже запятнаны общением с нечистой силой... если, в конце концов, это действительно так! Но разве она сама лучше своей матушки и крёстной?.. Кроме того, как точно ведьма угадывает... Чудеса, да и только!

Углубившись в собственные мысли, она не обратила внимания на дальнейшие слова хозяйки лачуги:

Ведьма то ли сухо кашлянула, то ли отрывисто и горько хохотнула. От этого сильного звука девушка вздрогнула и словно очнувшись от забвения, как можно мягче спросила:

— Ой, простите, я не поняла... Что вы сказали?

— Не поняла, и не нужно. Совсем ни к чему тебе понимать это. Не твоё это дело, — ведьма порывисто вскочила с подстилки, подбежала к столу, уселась на вторую скамеечку и раздражённо сказала: — Надоела мне твоя нерешительность. Или рассказывай всё откровенно, или ступай прочь отсюда на все четыре стороны! А не захочешь уйти — я тебе такое устрою...

Глаза ведьмы хищно сверкнули. Девушка сжалась в комочек и немного отодвинулась от неё. Оказывается, опасно не доверять ведьме! Это все равно что сунуть руку в змеиное кубло...

— Да-да, устрою, не сомневайся. Есть я тебя не буду, но — заколдую! В лягушку превращу. Или в рыбу, в скользкую холодную рыбу. В ящерицу. Крольчихой сделаю. Косулей! Другие сожрут!!!

Ведьмины глаза налились кровью и начали пугающе вращаться, губы сжались и вытянулись в сизую линию.

— Его зовут Николой!!! — воскликнула вконец перепуганная девушка.

— Ага! Вот так-то лучше. Дальше, — ведьма в один миг переменилась, вновь сделавшись радушной хозяйкой и доброй советчицей.

— Никола, сын мельника, — девушка понемногу успокаивалась. — Статный такой парень, просто красавец.

— Средний в общем-то... То есть, был средним. Младший брат и сестра умерли ещё в детстве, старший брат утонул года два тому, когда купался в пруду. И теперь Никола единственный.

Девушка неотрывно следила за хозяйкой лачуги, ожидая, что она вот-вот обернётся вновь.

— Значит, единственный. Так...

Ведьме явно не понравилось, что собеседница старается заглянуть ей в глаза. Поэтому она сочла за лучшее вернуться на подстилку и уже оттуда бодро сказала:

— Хорошо рассказываешь, просто умница. Дальше.

— Ну вот. Мы с Николой были посватаны. С детства. Ещё до смерти старшего брата. Наши отцы сговорились, ударили по рукам... Ну, как заведено. Никаких препятствий не было. Никола, понятное дело, получал свою часть наследства, тем не менее мельница со временем должна была отойти к старейшему из братьев, вот ему невесту нужно было выбирать тщательно, а младшему...

— Да, да, всё понимаю: старшему — побольше, младшим — поменьше всего. До чего же суетны люди! Смотришь — нет уже главного наследника, зато остаётся неглавный, — ведьма огорчённо зевнула.

— Да, теперь мой жених получал всё, — подтвердила девушка, но сразу же поспешила прибавить: — И вы не думайте, я не за это его любила, я даром...

— Мы вместе росли, — мечтательно продолжала девушка, — и вся деревня знала, что когда я выросту, то обязательно выйду за него замуж. А он непременно пришлёт сватов и женится...

Девушка запнулась, вдруг сразу погрустнела и прибавила уже совсем неуверенно:

— Непременно на мне...

— Да, Катерина... — начала было девушка, но хозяйка лачуги вновь прервала её и резко сказала:

— Катерина с детства была твоей самой лучшей подругой. А тебя зовут Одаркой.

— Как, вы и об этом знаете?! — удивлению девушки не было границ. Ведьма опять странно посмотрела на неё и ответила уклончиво:

— Смотря на то, что иметь в виду. Имя твоё я... вспомнила. Да, Галя однажды забегала ко мне и поделилась радостной новостью: дескать, представляешь, какую прекрасную доченьку я родила — просто чудо! Одаркой назвали. Прекрасно помню.

Если бы гостья хорошенько поразмыслила над словами хозяйки, то возможно они бы показались ей не слишком убедительными. Или даже подозрительными. Тем не менее, её гораздо больше беспокоило, откуда ведьма знает про Катерину. Так и не догадавшись соединить эти две странности, девушка кивнула.

— А что до твоей подруги, тут и совсем просто, — продолжала ведьма. — Древняя как мир история! Всё устроено заранее. Родители Николая захотели высватать для среднего сына именно тебя, твои родители согласились. Добрые матушки и добрые батюшки заранее обстряпали дельце — и все успокоились. Включая в первую очередь тебя! Играла ли ты с куклами — то были словно твои и его дети. Помогала матерей по хозяйству — знала, что повзрослев, станешь хлопотать для него. Танцевали вы на праздниках — никто не претендовал на тебя всерьёз, так как вся деревня знала: Никола и Одарка — жених и невеста. Уже с детства привыкла ты разыгрывать хозяйку его дома. Значит, в мыслях ты видела его своей законной собственностью!!! Как прялку, постель и сундук!

— Вот именно: вдруг! — с жаром подхватила девушка. — Никола очень быстро переменил своё отношение ко мне, переменился полностью. Всего за каких-то два с половиной месяца, представляете?!

— Почему ж не представить, — поддакнула ведьма.

— Его словно заколдовали...

— Может и заколдовали. Вполне возможно, — спокойно подтвердила хозяйка лачуги.

— Да, наверное так, — гостья окончательно уверилась в этой мысли и нетерпеливо затрещала: — Никола мой точно заснул с раскрытыми глазами, а глаза его оказались намертво пришитыми суровой нитью прямо к Катьке! Он потерял всякий стыд! Ко мне и не подойдёт, и слова не скажет, а все торчит под её окнами или подстерегает где-нибудь вне дома. Побледнел даже, осунулся. Хозяйство и то забросил, на мельнице старик отец сам управлялся. Тот и грозил сыну, даже сильно поколотил его — нисколько не помогло. Что же касается Катьки... На первых порах она словно и отвергала его ухаживания, неудобно ей передо мной было или что, не знаю. Но в дальнейшем она не устояла и... и!..

Губы девушки искривились, задёргались, из глаз медленно покатились крупные слёзы.

Одарка выговорила эти слова неожиданно грозно, её лицо исказилось от злости. Ведьма молча смотрела в очаг, в зелёных глазах метались отблески пламени, а правый глаз ещё сильнее потемнел, словно от нерадостных мыслей.

— Наши семьи поссорились, и какой от этого прок! — сокрушалась девушка. — Никола связан теперь с другой неразрывными узами, а я одурачена, опозорена, ославлена. Вся деревня, от детей до стариков тычет в меня пальцами, все умолкают при моём появлении, а за спиной начинают шушукаться. И я знаю, о чём они говорят: “Никола обманул Одарку! Одарка теперь бракованная!..” Кто после этого возьмёт меня замуж, кому я такая нужна?! Почему Катерина оттяпала всё, что должно принадлежать мне?! Я потеряла сразу всё: мужа, мельницу, доброе имя, честь...

— Так вы были близки? — деловито спросила ведьма.

— Слава Богу, нет, но какое это теперь имеет значение! Меня забраковали, понимаешь, старуха?! Господи, почему только я не умерла?! Опозорена, опозорена!.. — в отчаянии воскликнула гостья. Ведьма досадливо поморщилась (она была ещё слишком молода, чтобы заслужить титул старухи), однако прекрасно понимая душевное состояние гостьи, никак не ответила на эту маленькую дерзость, а попробовала успокоить её:

— Ну, так зачем горевать! Найдётся и для тебя жених, непременно найдётся. Еще лучший, чем сын мельника. И девичество твоё при тебе осталось, незачем бояться, что мужчина прогонит тебя с позором.

Гостья порывисто вскочила, опёршись руками на стол, наклонилась к ведьме и принялась отрывисто выкрикивать:

— Не хочу навсегда оставаться в девках! Не пойду замуж ни за вдовца, ни за калеку! И я хочу отомстить! Отомстить обоим, Катьке и Николе! Меня ограбили, а я должна смириться?! Ни за что! Никогда и ни за что!!!

— Да, ты пришла за местью, — словно эхо отозвалась ведьма. — Вот она, твоя добропорядочность. Как припекло, к треклятой колдунье потащилась... Что ж, говори, каким способом ты хочешь уничтожить бывшую свою подругу?

Она говорила со скучающим видом, точно знала наперёд все возможные ответы гостьи. Тем не менее, ответ девушки оказалась для ведьмы неожиданной:

— Нет, этого мало.

— Как?! Недостаточно лишить Катерину красоты, здоровья, а со временем и самой жизни? — хозяйка лачуги перевела взгляд с очага на собеседницу, в её голосе почувствовался медленно пробуждающийся интерес.

— Я всегда успею добраться до этой распутницы, отбивающей чужих женихов. И я ещё доберусь до неё, с вашей помощью или без вас. Непременно доберусь, будьте уверены. Но сперва я хочу, чтобы она мучилась так же, как мучаюсь я! Хочу, чтоб Никола стал в конце концов моим мужем... но сперва пусть убежит от Катьки ко меня! Бросит живую, здоровую, преисполненную сил женщину ради мне! Пусть раскаивается в своей измене, рвёт на себе волосы и на коленях умоляет о прощении! Вот тогда я потешусь, посмеюсь над ним вволю. Потом уже можно будет расквитаться и с подлой паскудой...

— Ну-у-у, совсем неплохо, — ведьма заметно повеселела, подошла к Одарке, попробовала ласково обнять её за плечи. Девушка отстранилась и лихорадочно зашептала:

— Да, потом можно избавиться от Катьки. А когда Никола повенчается со мной, когда после смерти отца получит в наследство мельницу — замучь, уничтожь и его... так как теперь я его ненавижу! И никогда уже не полюблю! Я хочу только отомстить и получить то, что по праву принадлежит мне. Вот... Вот, это вам. Как задаток. И это только на первый раз. Нужно будет — ещё принесу. А когда сделаюсь мельничихой, будьте уверены, вам тоже кое-что перепадёт, сделанного мне добра я не забываю. А пока возьмите вот это.

Ведьма заглянула в корзинку, которую гостья любезно пододвинула ей с словами: “Только помогите”. Обычное подношение, какое могла собрать небогатая крестьянская девушка: в основном продукты, пара не очень ценных пустячков. Сверху лежал малюсенький узелок. Ведьма взяла его — в ладони звякнули медяки...

— Благодарю за гостинец, — хозяйка лачуги обошла стол, отворила дверцу амбара, спрятала корзинку. — В общем, того, что ты принесла, за такую услугу слишком мало, сама понимаешь... Но ты мне нравишься.

Ведьма вернулась к Одарке, остановилась рядом и подмигнув, пообещала:

— Вон как? Чего же вы хотите? — изумилась девушка.

— Разве крёстная не наказывала тебе прихватить с собой какую-нибудь вещицу, подаренную Николой? — вкрадчиво спросила ведьма. Одарка вздрогнула и растерянно разведя руками, ответила:

— Советовала, да, но я как-то не...

— А вот как раз и надо было послушаться совета той, которая уже пользовалась моими услугами, — поучительно сказала хозяйка лачуги.

— И к тому же я не знала, согласитесь ли вы помогать мне, — попробовала оправдаться девушка

— Да и страшно же... А впрочем, постойте! — девушка сняла платок, тёплый чепец, ловко расплела волосы и протянула ведьме ярко-голубую шёлковую ленту со словами: — Вот вам. Это точно в самый раз. Никола привез её с ярмарки прошлой осенью.

— Ага! — ведьма очень пристально осмотрела ленту, поднеся её к лицу так близко, словно обнюхивала или хотела лизнуть ткань. — Ты долго её носила, это и хорошо, и плохо сразу. Но ничего, пока сойдёт. Просто в следующий раз принеси то, что находилось в руках Николы достаточно долго. А когда у тебя будет женское?

— Что? — гостья постаралась сделать вид, что не поняла слов хозяйки лачуги, потупилась, начала срочно приводить в порядок волосы, всячески закрывая рукавом вновь разрумянившиеся щёки.

— Здесь тебе не монастырь, так что не красней и не старайся обмануть меня своей девичьей скромностью, всё равно ничего не выйдет. Когда у тебя месячное? — продолжала допытываться ведьма.

— А-а-а... вам зачем? — Одарка всё же преодолела смущение и взглянула прямо в глаза хозяйке лачуги.

— Здесь я спрашиваю. И не я к тебя за помощью пришла, а ты ко мне, — сурово одёрнула её ведьма.

— Просто я слышала... такие средства не слишком хороши, — осторожно заметила девушка. Видя её нерешительность, ведьма смягчилась и спокойно объяснила:

— Ничего страшного не случится, просто в данном случае нужны сильные средства.

— А кровь... нельзя другую? Я палец могу порезать, — Одарка всё ещё не преодолела смущение. Ведьма лишь презрительно фыркнула.

— Может, ты лучше меня знаешь, что и как делать?! Нет, сейчас другая кровь не подойдёт. Со временем — может быть, но не теперь. Приходи в первую же ночь, когда будет самая сила. И не бойся ничего. Станет Никола бегать к тебе, как миленький. А более мягкими средствами его сейчас не одолеть. Я-то уж знаю, — прибавила ведьма загадочно, однако девушка вновь не потрудилась задуматься над скрытым смыслом её слов.

— Теперь убирайся. Вещица же пусть побудет у меня.

Ведьма аккуратно свернула ленту, положила её в один из горшочков, стоявших аккуратным рядком на полке, и присыпала сверху каким-то растёртым высушенным зельем.

— Как же я теперь пойду? На дворе ночь совсем, я и сюда-то едва добралась, — срывающимся от волнения голоском пробормотала Одарка. Хозяйка лачуги посмотрела на неё горделиво.

— Разве ты не знаешь, что ведьме подвластны все стихии? Отвори-ка дверь.

Подчинившись ведьминому совету, девушка с удивлением увидела, что во время их разговора ветер совсем стих, небо очистилось от туч, ночной лес залило холодное серебро лунного сияния, а волчий вой умолк. Она вопросительно посмотрела на довольную собою хозяйку лачуги и вместо прощания нерешительно протянула:

— Ну-у... так мне можно... можно идти?

Когда дверь за гостьей закрылась, ведьма немного постояла посреди комнаты, задумавшись.

— Дитя! Во что же ты втягиваешься, на какую дорожку сворачиваешь, — наконец проговорила она сочувственно. И прибавила тихонечко: — Ну, да чему бывать, того не миновать. Видать, такая уж у неё судьба. Дитя...

(Далее...)