Вечерний Киев лежал передо мной, как пряник на ладони. Я был одинок в этом пустеющем к ночи огромном городе, никому не нужный изгнанник из разорённого семейного гнёздышка. Оставалось решить, куда же теперь податься.

В принципе, ещё можно вернуться домой и попытаться как-то всё загладить. В принципе, можно… Но тут мне представилось лицо моей Ани с побелевшими трясущимися губами, уши резанул противный визг: “Чтоб духу твоего здесь не было!!!” В порыве гнева она даже забыла, что приватизированная квартира, собственно, записана на моё имя. Вот ненормальная!

Ладно, разберёмся. Нужно выдержать небольшую паузу. Пусть только попробует подать на развод — я ей покажу! В самом деле, разве не может нормальный мужик “сходить налево”? Это, если хотите знать, заложено в самой природе мужчины: с древнейших времён активнее размножались бесшабашные кобели, а не примерные домоседы. Чтобы понять этого, никакая теория Дарвина не нужна.

С другой стороны, опять же по традиции хозяйством и детьми занимается женщина. Поэтому при разводе суд всегда оставляет ребёнка матери, но сына я ей просто так не отдам, пусть и не надеется. В конце концов, у меня — жилплощадь, у неё — наш сын. Ещё посмотрим, кто кого, ещё поторгуемся.

Сейчас задачка более простая: нужно определить, где залечь на недельку. Сегодня Аня слегка ошиблась, пусть теперь сама разыскивает меня по друзьям, пусть просит прощения и приглашает вернуться в мой собственный дом. Ничего, ничего, остынет — поймёт, да поздно будет! Я тем временем Димку разыщу, он хороший юрист и хороший друг, он уж сумеет объяснить моей ненаглядной, кто есть who.

Кстати, может, к Димке на ночёвку поехать? Сразу взять быка за рога, сказать ему сходу про сегодняшний скандал… Нет, пожалуй, к Димке не стоит. У него жена и трое детей, я там лишний.

Тогда к Серёге, что ли? Ах да, у него же тёща гостит! Жаль, что к Серёге нельзя. Компанейский мужик Серёга, у него было бы весело. Жаль.

А может, к Валерке в общагу по старой памяти завалиться? Пожалуй, это лучше всего, в общежитии всегда найдётся, у кого якорь бросить. Как водится, пивка попьем, “пулю” распишем, а потом и бабу какую-нибудь подцеплю. Бабы в общаге всегда до мужиков голодные, всегда на всё согласные… Но — нет, нет, отвык я от вечного цыганского табора с неизменной сторожихой при входе, который на цивилизованном наречии зовётся общежитием. В любой квартире, даже в коммуналке лучше, чем в общаге.

В крайнем случае, можно отправиться на фирму и хотя бы сегодня переночевать на диванчике в приёмной. Диван вполне удобный и приличный. Сварю побольше кофе, для вида поработаю немножко — и баиньки… Но поразмыслив трезво, я решительно отбросил этот вариант. Прежде всего, неизбежно придётся объясняться с охранником. Но если костолому можно соврать насчёт неотложной работы и претензий ко мне со стороны шефа, существовала ещё одна причина: сам шеф. Уборщица частенько ругалась, когда выносила из его кабинета использованные презервативы. Вдруг он как раз сейчас развлекается с секретаршей, а тут — здрасьте, принимайте ночного гостя! Представляю, что он со мной завтра сделает. Или прямо сегодня…

Остаётся вернуться к себе, напомнить Ане истинное положение дел и сказать: знаешь, дорогая, выметайся-ка ты с моей жилплощади и сама решай, к какой подруге пристроиться. Чего я с ней миндальничаю, в самом деле? Но ведь Аня обязательно заберёт с собой нашего Макса, а тягать по ночному Киеву сына я не позволю. Нет уж, если уходить, так только мне. А ребёнок пусть ночует дома, а не чёрт знает у каких подружек, не нужны мне такие финты.

К кому же всё-таки пойти ночевать?..

Как назло, стелька в правом сапоге сбилась так, что идти стало просто невозможно. Оглядевшись, я заметил невдалеке старенькую скамейку и поспешно заковылял к ней. Пусть немного, но мне всё же повезло: можно и проклятую стельку поправить, и спокойно обдумать, у кого переночевать. Сидя всегда думается спокойнее.

— Разрешите присесть, молодой человек?

Ч-чёрт! Терпеть не могу, когда кто-нибудь сидит на одной лавочке со мной. Пунктик у меня такой, инстинкт с детства, недостаток воспитанности. В транспорте я воспринимаю соседство незнакомого человека нормально, а вот на улице…

Раздосадованный тем, что мне мешают спокойно думать, я обернулся. Худший вариант было трудно представить. Передо мной стоял во всей своей красе самый настоящий бомж. Ветер как раз дунул в мою сторону, в нос полез смешанный аромат мусорной кучи, мочи и перегара. Бр-р-р-р, какая гадость!

— Ну, так разрешаете или нет?

Меня поразила эта мягкая настойчивость. Обычно такие типы ведут себя гораздо более бесцеремонно, так, словно нарочно нарываются на неприятность. В общем, ни у кого не спрашивают никаких разрешений, творят, что хотят и думают, что так и надо.

— Можно подумать, если я не разрешу, ты отсюда уберёшься! — усмехнулся я.

— Конечно, уйду, — не моргнув глазом, подтвердил бомж, — а вы не верите?

— Нет, — я начинал злиться. Кроме удивительной мягкости, этот тип ещё и обращался ко мне на “вы”. И то ли из озорства, то ли из чувства противоречия я коротко приказал:

— Пш-шёл отсюда!

В принципе, однажды мне встретился престранный тип, шуровавший в мусорных контейнерах. Помню, вытянул я из кармана гривню и даю ему со словами: “Вот, купи себе хлеба, а не копайся в этом дерьме”. Так он мне ответил с неприкрытой гордостью: “Сынок! Я ни у кого не прошу милостыню, я сам себе на хлеб зарабатываю”.

Так что среди бродяг встречаются оригинальные типы, а среди правил — исключения.

— Эй, дедуля! Ты куда?

— А не знаю, — ответил бомж, даже не обернувшись, — Киев большой. Найду, где ночку скоротать.

Слова старика были настолько созвучны моему настроению, что я немедленно сказал:

— Ладно, дедуля, не обижайся. Я пошутил.

— Да? — бомж остановился вполоборота ко мне, задрав лохматую бровь.

— Ну, не пошутил, а проверял, действительно ли ты послушаешься. Иди, присаживайся, — я подвинулся на край скамейки и подтащил поближе к себе сумку, куда в спешке побросал самые необходимые вещи.

— Спасибо.

Бомж вернулся к скамейке, уселся на противоположный краешек и скосил на меня хитро прищуренные красноватые глазки.

— Простите, молодой человек, как вас зовут?

— А тебе зачем? — как можно грубее ответил я.

— То есть как! — искренне изумился бомж. — Должны же интеллигентные люди обращаться друг к другу…

— Интеллигентные?! — я убийственно расхохотался. — Тоже мне, интеллигент вшивый выискался! Скажи спасибо, что я разрешил тебе здесь сидеть.

— Ну, что ж, как угодно, как угодно, — бродяга пожал плечами. — А впрочем, спасибо.

— Подавись на здоровье, дедуля.

Так мы сидели и молчали минут десять, потом бомж проскрипел:

— А огонька у вас не найдётся, молодой человек?

“Курить тебе захотелось, плесень старая!” — в сердцах подумал я и приготовился в самых грубых выражениях дать понять этому нахалу, что не следует тратить свои сигареты на всяких там ублюдочных стариков. Однако словно догадавшись о моём намерении, бомж вытянул из-за пазухи алюминиевый цилиндрик, свинтил с него крышечку, движением фокусника извлёк из цилиндрика сигару и, размахивая ей в воздухе, объяснил:

— Нет-нет, что вы! Я всегда точен в выражениях и если прошу огонька, то мне нужна не сигарета, а именно огонёк. Зажигалка, знаете ли, кончилась, купить не сообразил, склеротик старый. А с куревом у меня полный порядок… Кстати!

Бомж всплеснул руками, досадливо поцокал языком и спросил улыбаясь:

— А вы не желаете угоститься? У меня есть, не стесняйтесь, я просто не сообразил предложить вам отведать эту прекрасную вещь. Настоящая гаванская сигара — это, знаете ли, что-то непередаваемое!

Я смотрел на эту проклятую сигару, как завороженный. Неожиданно вспомнился анекдот о “КАМАЗе”, помявшем шестисотый “мерс”. Когда его старик-водитель вручил каждому из братков по десять тысяч баксов и заявил, что он “новый русский”, братки страшно удивились: а мы тогда кто? Вот и мне хотелось точно так же воскликнуть: действительно ли я являюсь начальником отдела снабжения крупной строительной фирмы, если какой-то вшивый бомж запросто угощает меня гаванской сигарой?!

Или может быть, этот сушёный сморчок только что “взял” банк? Или отрыл на городской свалке горшок с золотыми монетами? Или?..

Справившись, наконец, с шоком, я спросил:

— Слушай… откуда у тебя сигара?

— Как откуда? Купил.

— А у меня такой нет, — совершенно глупо сказал я.

С этими словами бомж стянул с плеча потёртую котомку и принялся развязывать её грязными толстыми пальцами.

— Да погоди ты, дедуля!.. — обречённо пискнул я. — Не надо… Зачем…

— Ах, пожалуйста, не беспокойтесь, это мелочи, — отмахнулся бомж. — Всё равно нужно перекусить, а еда у меня здесь же, с сигаретами. Итак, какие вы предпочитаете: с ментолом или без?

— Я не курю, — соврал я. Хотя был недалёк от истины: курить мне сейчас совершенно не хотелось.

— Ну, как знаете, как знаете. А всё же, как насчёт огонька?

Без дальнейших объяснений я бросил старику зажигалку. Руки у меня заметно дрожали, не хотелось, чтобы он это заметил.

— Спасибо.

Бомж вынул из кармана причудливый ножик, обрезал кончик сигары, прикурил, затянулся и выпустил прямо в звёздное небо струйку сизого дыма. Теперь мои ноздри щекотал гораздо более приятный запах. Я сглотнул слюну.

— Может, всё-таки закурите? — проскрипел бомж, сдвигая сигару в угол рта и хитро косясь на меня. Я отрицательно мотнул головой.

— Тогда вы наверняка не откажетесь от того, чтобы слегка перекусить. Должен же я как-то отблагодарить вас за то, что позволили старику расквартироваться на этой замечательной лавочке.

И не дав мне опомниться, бомж принялся за дело. Вмиг скамья была покрыта в два слоя газетой, на которой возникли, точно на скатерти-самобранке, следующие яства: поблескивающий прожаренной корочкой батон, масло в золотистой фольге, баночка красной икры, две запечатанные пачки нежирной ветчины, жестянка испанских маслин без косточек и бутылка чистой, как слеза ангела, и самой модной в нынешнем сезоне водки “Союз-Виктан”. А также две вилки, два пластмассовых стаканчика и нож.

— Да, простите, забыл поинтересоваться, вы как предпочитаете есть: с ножом или без? Если что, не стесняйтесь, у меня есть запасной. Компании, знаете ли, разные подбираются, кто как привык…

— Слушай, дедуля!!! — заорал я дурным голосом, резко вскакивая, — ты что, псих?! Или это я свихнулся?!

— А что такое? — удивился бомж.

— Да кто ты такой, чёрт тебя возьми?!

— То есть…

— Прекрати ты, наконец, дурака валять! Откуда у тебя всё это?! Откуда, я тебя спрашиваю?! Или скажешь, что угощение тебе Золотая Рыбка из Америки прислала?! Или тебе знакомый джинн по блату пару “лимонов” забошлял, вот ты и хипуешь напоследок перед тем, как в ящик сыграть?! А?!

Старик молчал и смотрел на меня с самым невинным видом, так что я наконец успокоился и уже слёзно попросил (не знаю, что за напасть на меня тогда нашла):

— Ну, объясни ты мне всё это …

— Я думал, вы всё знаете, — наконец промолвил бомж, обиженно поджав губы.

— Что знаю?

— Ну, про меня знаете, кто я такой.

— И кто же ты такой, интересно?!

И в этот момент наш разговор был довольно бесцеремонно прерван появлением наряда милиции. Кто их знает, “фараонов” этих, почему они возникают из ниоткуда в самые неподходящие моменты, а когда надо, их не дозовёшься, сколько ни кричи.

Вот и эти трое бравых молодцов, три современных богатыря, три сержанта (старший сержант, просто сержант и младший сержант) выросли словно бы из-под земли. Не успел я и глазом моргнуть и даже просто удивиться, как просто сержант и младший сержант оказались у меня за спиной, а старший сержант услужливо склонился над бомжем и с ласковой теплотой спросил:

— Ну как, Сергеич, всё у вас в порядке?

— Спасибо, спасибо, всё нормально, — поспешил заверить его бомж. По моему глубочайшему убеждению, милиция внимательна лишь к тем, кто нарушает общественный порядок. А раз так, этот бродяга наверняка находится в розыске. “Вот сейчас начнётся”, — я решил, что меня привлекут свидетелем. Хорошенькая ситуация!

Но следующая же реплика старшего сержанта не только окончательно сбила меня с толку, но и воочию продемонстрировала, как жестоко я ошибался:

— А этот (милиционер ткнул меня пальцем в грудь) вас не обижает? А то смотрите, мы эту ядрёну вошь быстренько к ногтю…

В глазах старшего сержанта сверкнул хищный волчий огонёк. Правду сказать, у меня подкосились ноги, и если бы двое других милиционеров не подхватили меня под локотки, я бы тотчас же растянулся во весь рост.

— Нет, нет, Василий, спасибо. Мы с молодым человеком очень мило беседуем, у нас всё в полном порядке, — поспешил заверить старшего сержанта бомж.

— Точно в порядке? — кажется, милиционер не слишком верил в мою безобидность. И правильно, между прочим, делал…

— Точно в порядке, точно.

— Смотри, Сергеич, а то мне начальник голову открутит, если что не так.

— Не открутит, не волнуйтесь.

— Ну да! Не знаешь ты его…

— Знаю, знаю, — усмехнулся бомж.

— С плохой стороны не знаешь.

— Знаю, знаю. Я его со всех сторон знаю.

Бродяга улыбнулся ещё шире.

— Ну, ладно… Тогда мы… пойдём, что ли?

— Да-да, разумеется, можете идти.

— Но если что, Сергеич… Ты только свисни, ладно?

— Если что — обязательно, не волнуйтесь.

— Ну, тогда мы пошли. Приятного аппетита, — старший сержант кивнул на разложенную на газете снедь.

— Спасибо, Василий, до свидания.

И в страшном сне мне не могло бы привидеться, чтобы милиционер спрашивал у какого-то вонючего бродяги разрешения на то, чтобы уйти, да ещё так расшаркиваться! Это всё равно, что нашему директору отпрашиваться на десять минут у кладовщицы тёти Паши. Вещи, которые выше моего понимания, действуют на психику угнетающе. Короче, я окончательно скис и сидел понурившись.

Первым нарушил молчание вежливый бомж:

— Отчего вы загрустили, молодой человек? И отчего не угощаетесь? Ешьте, пожалуйста! — и старик сделал приглашающий жест.

— Оттого, то вы сразу же не представились мне, господин брунейский султан. Зачем вести себя так? Это нечестно по отношению к окружающим.

— При чём здесь Бруней? — старик отрезал от батона толстый ломоть и принялся намазывать его маслом.

пропел я вместо ответа. — Никогда не слышал, что ли? Это же шлягер.

— Мне не по вкусу современная музыка. Я, знаете ли, предпочитаю классику.

— Вот и жаль, что не слышал, — сказал я, пропуская мимо ушей загадочное замечание насчёт предпочтения классики, — ну, не важно. Просто султан Брунея — это самый богатый в мире человек.

— Ух ты, куда хватили! — изумился бомж, намазывая бутерброд толстым слоем икры. — Только это ко мне не относится. Я не такой богатый… хотя и не совсем бедный.

— А может, ты сказочный король, который переоделся бедняком и ходит по своим владениям в поисках приключений?

— И не король и не царь. Царя с семьёй у нас, знаете ли, в восемнадцатом году ещё расстреляли.

— А разве не в семнадцатом? — на всякий случай неуверенно переспросил я.

— Историю надо знать, молодой человек, историю знать надо, — погрозил пальцем бомж.

— Ну, ладно, ты, образованный, — смутился я. — Как бы там ни было, а ты запросто командуешь нарядом милиции, как своими телохранителями.

— Ну, ещё бы! — самодовольно усмехнулся бомж, отвинтил колпачок бутылки и плеснул водку в один из стаканчиков. — Пить вы точно не будете? Ну, как знаете… Если со мной что случится, у Василия действительно будут крупные неприятности. А у него ведь семья, вот он и старается, оберегает меня… Ваше здоровье!

Бомж опрокинул в себя стакан водки и принялся смачно жевать бутерброд.

— С чего бы это у милиционера были неприятности из-за бомжа? Кто ты такой, дедуля? — спросил я в лоб.

— Как, разве вы не знаете? — притворно изумился старик. — Я обыкновенный вшивый интеллигент без имени, вот я кто. Вы сами определили меня таким образом, разве нет?

— Ну, ладно тебе, ну, зачем так…

— И со мной даже на “ты” можно разговаривать, словно мы однокашники или закадычные друзья.

Я хотел ответить, но промолчал: называть на “вы” бродягу, даже того, перед которым милиция ходит на цыпочках, всё же было выше моих сил.

— Хорошо, не буду больше вас интриговать, — усмехнулся бомж, стряхивая крошки со своего пальто. — Мне просто очень повезло в жизни: всё это из-за квартиры.

— Из-за квартиры?! —— я так и подскочил на скамеечке и во все глаза уставился на старика. Он что, серьёзно или просто решил подшутить надо мной? Хотя откуда ему знать о моей размолвке с женой… И милиционеры эти…

— Вот именно, из-за квартиры. А вас это удивляет?

Бомж был серьёзен, как биржевик на торгах.

— Ещё бы, — неопределённо ответил я.

— У меня прекрасная квартира на Крещатике. Второй этаж, евроремонт. И эту квартиру я сдаю одному очень большому человеку в аренду под офис за полторы тысячи долларов в месяц. На нормальное питание хватает.

Старик принялся готовить второй бутерброд. При виде того, какой толстый слой икры он намазывает на хлеб, я невольно сглотнул слюну.

— Ладно, но почему этот… гм-гм-м-м… большой человек платит вам такую сумасшедшую аренду да ещё опекает вас, а не прикажет пристукнуть? Сделать так, чтоб вы исчезли — это же проще простого, — вполне резонно заметил я.

— Прежде всего, мы давно знакомы. Когда-то вообще друзьями были.

— Ну, дружба дружбой… — начал я недоверчиво.

— Да, вы до некоторой степени правы, — согласился бомж, наполняя водкой стакан. — Но у нас много общих знакомых. А зачем ему руки об друга марать, когда все поймут, кто меня убрал?

Бомж пожал плечами, пробормотал: “Между первой и второй перерывчик небольшой”, — и снова выпил.

— Вы уверены, что поймут?

— Конечно! Ведь ясно же, кто больше всех выиграет от операции по моему устранению. И потом, в любом деле есть не только командиры, но и исполнители, в одиночку такие дела не делаются. А если так, не исключено, что грязная история выплывет наружу — вот и готов компромат, которым тут же воспользуются в своих интересах другие. А так всё чисто и красиво, да и наконец, совесть у него чиста.

— Ах, совесть! Тоже мне… — я не удержался и презрительно фыркнул.

— И совесть тоже, — настойчиво повторил бродяга. — Арендатору несложно отдавать своему бывшему другу по полторы тысячи в месяц и быть в душе спокойным. И нам обоим хорошо: и ему, и мне. У него чистые руки и незапятнанная совесть, а я могу на эти деньги достаточно неплохо жить. Хотя не поев со мной из одного котла, по моему скромному виду этого не скажешь, не правда ли?

— Да уж, тебе бы не помешал наружный евроремонт… — я поперхнулся и через силу наконец-то выдавил из себя сакраментальное: — То есть, вам.

Бомж приветствовал моё исправление энергичным кивком и вполне добродушно заметил:

— Только мне никакой евроремонт ни к чему. У нас, знаете ли, новоявленные наши мастера обожают сделать его так, что на второй день обои отслаиваются, на третий — паркет на дыбы встаёт, а через неделю потолок валится. Наводить косметическую красоту на гнилую основу — это, знаете ли, лицемерие, которое затем дороже обходится.

— Да вы настоящий философ, честное слово!

— Уверяю вас, молодой человек, уж где-где, а на улице философов предостаточно. Атмосфера к этому располагает, знаете ли.

— Почему же вы в таком случае не пойдёте работать в Институт философии? — спросил я с едва скрытой насмешкой.

— Зачем возвращаться туда, откуда ушёл?

— То есть…

— Я, знаете ли, доктор философских наук, бывший членкор, мне это сделать довольно легко.

Бомж отложил в сторону недоеденный бутерброд, поднёс поближе к глазам бутылку и прищурившись и шевеля губами, принялся разбирать надписи на этикетке.

— Вполне.

— Тогда почему…

— Как говорили древние, дважды войти в одну реку невозможно. Я даже не пытаюсь и вам не советую.

Несмотря на отвращение, я пододвинулся поближе к странному бродяге, утверждавшему, что он доктор философских наук, и присмотрелся к нему повнимательнее. Врёт он, что ли? Хотя почему нет… Не такой уж этот бомж старый, если его отмыть, побрить и приодеть — очень даже может быть!

— Что, не верится? — спросил бомж не без иронии. — Документы показать?

— Нет, что вы, не надо, — при упоминании о документах мне сразу сделалось неудобно. — Просто я не понимаю…

— Диоген жил в старой бочке, но это не мешало ему быть одним из величайших мыслителей человечества, каковым он остаётся и по сей день. Кстати, свою кандидатскую я защищал именно по философии Диогена. А вы что думаете по поводу его взглядов?

— Да, конечно, Диоген — это величина и всё такое прочее, — поспешил согласиться я, — но имея квартиру в центре Киева… кучу денег за аренду… Нет, не понимаю.

Он налил третий стакан и быстро выпил, не закусывая.

— Кого нет?

— Моей дорогой Неллочки.

— То есть…

— Моей любимой.

И опять я не понял, говорит старик правду или издевается надо мной. А бомж грустно вздохнул, запрокинул голову к ночному небу и медленно заговорил:

— Что было, то было. Был и я молодым, подающим надежды аспирантом. В те времена было не принято обращать внимание на неустроенность быта. Неприлично как-то, знаете ли. Есть койка в общежитии — и ладно. Главное — работать, работать и работать! Вроде бы в работе заключается высший смысл жизни…

Бомж в сердцах сплюнул, энергично растёт плевок ногой и продолжил:

— Извините, но я не могу без волнения вспоминать своё прошлое. Но тем не менее, даже такой трудоголик-карьерист, каким был я, повстречал однажды ту единственную девушку, с которой хочется прожить всю оставшуюся жизнь. Такое умопомрачение случается со многими мужчинами, случилось и со мной. После того, как я защитил кандидатскую, мы поженились и переехали в семейное общежитие — она не была киевлянкой, как и я, училась в институте лёгкой промышленности. Но я защитился, и вскоре мне выделили квартиру.

— Эту самую, на Крещатике? — быстро спросил я.

— Нет, другую, в Академгородке. Но это как раз стало началом всего. Знаете, молодой человек, когда смотришь на то, как живут другие, вас постепенно начинает охватывать зависть. У того зарплата выше, у другого жена красавица, у третьего — должность престижнее, у четвёртого — машина, у пятого — дача. То да сё. Всегда есть чему завидовать. Некоторые из-за этого становятся подлецами, начинают делать гадости тем, кому завидуют. Но не все. Другие, более сильные характером — работают над собой или своей жизнью, чтобы улучшить своё состояние. Наравне с защитой докторской диссертации и продвижением по служебной лестнице, у нас с Неллочкой появилась ещё одна мечта — добиться хорошей квартиры в престижном районе. Вроде бы ничего предосудительного, правда?

— Конечно, нет, — согласился я.

— Вот и я так думаю, — кивнул бомж, досуха высасывая содержимое бутылки. — Тем более, что я не опустился до уровня мелкого завистника, но и не поднялся до крупного пакостника. Я предпочёл положиться на собственные силы, хотя ситуация казалась безнадёжной. Единственным выходом был обмен, но скажите пожалуйста, кто бы согласился поменять жилплощадь в центре Киева на приличную квартиру в Академгородке?! Нам предлагали или обмен с огромной доплатой, или убогие однокомнатные коморки где-нибудь под самой крышей. Вести речь о доплате с нашими доходами было просто смешно. Идти в мансарду даже в центре города не хотела ни Неллочка, ни я. Пустой номер!

Бомж на всякий случай заглянул в бутылку, аккуратно поставил её возле чугунной ножки скамьи и добавил:

— Номер, говорю я вам, пустой, как эта бутылка. Кстати, будет приработок товарищам по улице.

— Но как же вы вышли из тупика? — спросил я.

— Через развод, — хмыкнул бомж.

— То есть…

— Мы с Неллочкой решили развестись. Фиктивно, разумеется, а не по-настоящему.

— Ну и…

— Ну, и разменять нашу квартиру на две однокомнатные, но с более выгодным расположением. А потом бы мы вновь сошлись и поменяли эти однокомнатные снова на двухкомнатную, но уже в центре. Вот такая любопытная рекомбинация, этакое пластунское переползание с окраины в престижный район. Что вы на это скажете?

Что я мог сказать!.. Интересный вопрос. Тем более, я до сих пор не понимал, почему эта невинная комбинация оказала на моего собеседника столь убийственное влияние. Может быть, он врал. Хотя… хотя вряд ли, если учесть его рафинированную манеру общения и сверхпредупредительное отношение к нему милиции.

И я промолчал.

— Вот видите, вам даже нечего сказать мне! — вздохнул бомж. — Когда мы с Неллочкой затевали всю эту котовасию с обменом, то также не предполагали, чем она для нас обернётся.

— Да что же здесь такого плохого?! — не выдержал я.

— На меня, молодой человек, свалилось сразу и много свободы, — немедленно отозвался бомж. — Очень много полной и абсолютной свободы — и всё сразу!!! Разведясь с Неллочкой, пусть даже для вида, я вновь превратился в престижного холостяка, сотрудника Института философии с отдельной квартирой, без пяти минут доктора, которого очень ценит начальство. А это, знаете ли, развязывает руки…

— Ага, так вы решили подгулять? — кажется, я понял, в чём дело.

— Вот именно, я ударился во все тяжкие, — с грустью констатировал бомж. — Как пел один популярный герой, “менял я женщин, тари-дари-ям-дам, как перчатки”. А делать этого ни в коем случае не следовало, потому что…

Я не был согласен со стариком. Ни в коем случае! Поэтому как только он слезливым голосочком выдохшегося козла проблеял сто одну вескую причину, по которой мужчина должен быть всю жизнь верен одной-единственной избраннице, я ответил превосходной и красочной теорией донжуанства. Бомж слушал меня крайне внимательно. Кажется, он даже сдерживал дыхание, лишь только седые лохматые брови над склеротическими глазками подрагивали. Впрочем, едва я замолчал, чтобы перевести дух, как бродяга немедленно возразил:

— Не знаю, молодой человек, не знаю. Может быть, для вас всё так легко и просто — почему бы нет, в самом деле? Но поймите, такая жизнь не для меня!

— Слабак вы, дедуля, и больше ничего, — подытожил я, — не сумели удержать около себя женщину, а теперь обвиняете в этом весь свет.

— Это я обвиняю целый свет?! — возмутился бомж. — Я молчу, как немое кино!

— Молчите, потому что нечего сказать. Как раз вам нечего сказать, а не мне!

— А что тут скажешь!

— Вот именно. Когда жена выставляет тебя из твоей собственной квартиры — тут в самом деле…

Я вовремя прикусил язык и искоса взглянул на старика, проверяя, понял ли он, что я почти проговорился. Но бродяга ничего не заметил. Он думал о чём-то своём, сосредоточенно разглядывая поломанный ноготь на левом безымянном пальце. Потом поднял глаза на меня и почти неслышно прошептал:

— Но почему вы решили, что она меня выгнала? Я не говорил этого. Наоборот, Неллочка ушла сама.

— Сама?! Как это сама…

— Не говорили, — обронил я.

— Ну, да что в том толку, если я потерял свою Неллочку! — вздохнул бомж. — Теперь мне не было никакого дела ни до квартиры, ни тем более до своих пассий. Всё это мигом умерло, отошло.

— А вы не пробовали говорить с женой?

— Ещё бы! Разумеется, пробовал. Да только она не желала меня знать и настояла на разводе. А вскоре я узнал, что Неллочка встретила другого, вышла за него замуж и уехала — нет, вы представляете, куда? В Кременчуг! Отправиться из Киева куда-то к чёрту на рога…

— Кто он? — тупо спросил я.

— Тоже не Бог весть что. Столяр. Нет, вы представляете?

— Представляю, — я скрипнул зубами. Происшествия сегодняшнего дня неожиданно представились мне в совершенно ином свете.

— Чего-чего? — не понял я. — При чём здесь швейная машинка?

Интересно, откуда этот бродяга знает, на чём шьёт моя Аня…

— Какая швейная машинка? — в свою очередь удивился бомж.

— “Веритас”.

— Не понял…

— И я тоже.

— Ну, да ладно. Я сам ничего не понимал, пока однажды какой-то подвыпивший доходяга с непосредственностью пятилетнего мальчугана не загадал мне пошлую загадку: “Знаешь, почему жена профессора легла под слесаря?” Я непременно пожелал узнать ответ. И кончилось всё это первым в моей жизни запоем, после которого я ушёл из Института философии и вообще из приличной жизни. Нервишки мои сдали, вот в чём причина, молодой человек! Нервы, нервишечки.

— А дальше? — спросил я больше из вежливости, чем из интереса.

— Не знаю, что бы со мной стало дальше, если бы не подвернулся бывший соученик. Когда-то он работал в “органах”, там круто пошёл в гору. Уйдя на “гражданку”, открыл несколько фирм — сами понимаете, связи позволяют. Вот этот соученик и арендует мою превосходную, такой дорогой ценой купленную квартирку на Крещатике за полторы тысячи “зелёных” в месяц, а я обитаю здесь. Тут меня все знают, я что-то вроде местной знаменитости. Странно, что вы обо мне не слышали.

Я поморщился: вот ещё, стану я интересоваться какими-то бродягами! Пусть даже бывшими сотрудниками Института философии…

— Мало того — благодетель вдобавок приставил ко мне охрану, он может позволить себе такую роскошь. Так что меня ещё и стерегут, не то с “полуторкой” в кармане меня бы давно на части разорвали. Даже из зависти. А так — могу себе позволить никого не бояться и жить не хуже Диогена из бочки!

С гордым видом бомж показал на остатки трапезы, но тут же пригорюнился и молвил:

— Но с другой стороны получается, что полторы тысячи в месяц — это цена моей Неллочки. Пятьдесят долларов в день. Такса, как у проститутки среднего класса. И это меня убивает больше всего.

Мне стало противно. Я резко поднялся, вскинул сумку на плечо и решительно зашагал прочь.

— Куда же вы, молодой человек? — всполошился бомж у меня за спиной. — У меня ещё много водки и закуски, ночь впереди длинная…

— Так значит спокойной ночи! — отмахнулся я от бродяги, как от назойливой мухи, и прибавил шагу.

Однако торопился я не к Димке с его женой и тремя детьми. И не к Валерке в общагу. Дома, в моей квартире осталась Аня с моим сыном. Как и этот противный старик, я немножечко подгулял на стороне. Но чтобы в результате считать, в какую сумму выливается наша разлука?! Нет уж, это слишком!

Надо бы вернуться, поговорить спокойно. Мало ли, что бывает между близкими людьми! Мы поладим. Поладим непременно…