(…Назад)

Глава рыжая

Честав и Ириска

— Хо-о-о!.. Хо-о-о!.. Хо-о-о!.. — мерно взревывала толпа. Через плечо Мастера Ириска видела, как лицо юноши сделалось желто-белым, покрылось страдальческими морщинами и мелкими росинками пота, а зрачки рыжих глаз сжались в точки. Однако он не издал ни звука.

— Хо-о-о!.. Хо-о-о!.. Хо-о-о!..

Мастер резко вскинул руки навстречу взошедшему над руинами серебряному солнцу и повернулся к толпе, провозглашая:

— Первый — на рассвете.

— Ого-о-о-ой! — дружно взвыла толпа.

Поигрывая сверкающей золотой бритвой Мастер направился к девушке.

— Ну что, жадина, так и не дала никому стаканчика?

Стоявшая справа Роза всадила Ириске в бок тонкую золотую иглу. Девушка дернулась. Цепи уныло зазвенели.

— Не вертись, нос откромсаю, — пошутил Мастер, снизу вверх поглаживая пышную бороду и демонстрируя ожерелье с семью медными подковками на шее.

— Чашечка Могла треснуть, и она боялась, — примирительно сказала Лилия. — Эту дуру с трещиной никто бы замуж не взял. А вот хотя бы пососать коктейль... Нет, Ириска, ты на самом деле дура, что удирала от мальчиков.

— Вы, подонки, заткнитесь. И особенно ты, сиреневая.

Несмотря на боль от иглы и страх, Ириска удивилась, так как это были первые слова, произнесенные юношей за время казни. Удивилась она и той ненависти, с которой он смотрел на розу.

— Ах, ты заговорил, — зловеще проворчал Мастер. Он хотел было тут же разделаться с юношей, но передумал.

— Когда буду заканчивать сегодня на закате, повоешь у меня.

Не обращая больше внимания на прикованного, Мастер намылил Ириске лоб и макушку густой золотистой пеной и принялся тщательно сбривать ее великолепные рыжие волосы. В уголках глаз девушки блеснули слезы.

— Не расстраивайся. Рыжий цвет очень плохой. Кто рыжий, тот против нас, — насмехался Мастер. — Зато я посажу на твой лобик великолепную синюю брошку.

Он самодовольно захохотал. Ириска всхлипнула и случайно дернула головой.

— Я ж говорил: стой смирно, нос откромсаю. Теперь вот шрам... О-о-о! — Мастер некоторое время рассматривал окровавленное лезвие бритвы, потом вытер его о передник и сказал: — Ты бы все равно долго не прожила. У тебя красная кровь. Такие не задерживаются.

— Вот не знала, так не знала, — Роза некоторое время с любопытством разглядывала кровь редкого цвета, потом посмотрела на воткнутую в бок иглу и подтвердила: — Точно, красная.

— Ладно. Отойдите-ка отсюда. Во время казни нельзя стоять близко. Пусть все видят все.

Роза и Лилия послушно попятились. Мастер отер остатки пены с головы Ириски. Девушка крепко зажмурилась.

— Именем Золотого Бога и Белого Кардинала, — торжественно выговорил Мастер. Ириска почувствовала, как накаленная дочерна печать впилась ей в лоб.

— Хо-о-о!.. Хо-о-о!.. Хо-о-о!.. — взревела толпа.

Затылок упирался в Столб Позора, печать беспощадно вплавлялась в лоб и, казалось, погружалась в мозг.

— Хо-о-о!.. Хо-о-о!.. Хо-о-о!..

Ириска не могла больше терпеть. Она тихо-тихо застонала горлом, захрипела на такой низкой ноте, которую едва улавливал человеческий слух. А в уши рвался надсадный крик, перекрывающий рев толпы.

Печать отвалилась от кожи.

— Ого-о-о-ой! — ответила толпа.

Ириска открыла глаза и с удивлением увидела, что кричал и бесновался в своих цепях юноша, прикованный к Столбу Позора напротив.

— Ишь прорвало тебя, — проговорил Мастер, вразвалку подошел к прикованному и с силой ударил его в челюсть.

— Подонки, подонки, — прошептал юноша. Из угла его рта потекла тонкая алая струйка.

— Э-э-э, да у тебя тоже красная кровь! — удивился Мастер. — Вот вы и подохнете сегодня. Ничего, станете под цвет неба и Бога. Это священный цвет, он вам к лицу.

Мастер покосился на тигель с расплавленным золотом и хохоча спустился в толпу. Раскаты густого божественного смеха вторили Мастеру. Ириска повернула гудящую голову вправо. Там, на плоской крыше церкви сияла фигура Золотого Бога. Она была более яркой, чем золотое небо и даже ярче серебряного солнца. Глаза начали слезиться, когда Бог перестал смеяться, взмахнул рукой и приказал:

— А теперь пусть продолжается праздник ирризации!

Толпа отхлынула от белокаменного помоста, обратив все внимание на небольшое возвышение перед церковью. Изображение Кардинала Довольного с фасада также взирало на возвышение. У подножья церкви расположились иррорги, сгоравшие от жажды.

Праздник продолжался.

На возвышение по очереди поднимались обнаженные юноши и девушки, кланялись Золотому Богу, Кардиналу Довольному, толпе и сплетались в объятиях. Как только они отпускали друг друга, на возвышение выскакивали десять ирроргов и выпивали их под восторженные вопли толпы. Юноши и девушки кричали и отбивались, но через некоторое время уже ирроргами покидали мертвые тела, бодро подпрыгивали, выкрикивали ритуальное: “Огой!” — и присоединялись к остальным ирроргам, повязавшись Поясом Отличия. Ириске показалось, что с каждой выпитой парой Золотой Бог чуть-чуть подрастает и скоро перестанет умещаться на крыше церкви. Мертвые тела складывали аккуратными рядами на краю возвышения.

Цепи на противоположном Столбе Позора тихонько зазвенели, потом еще и еще. Завороженная кошмарным ритуалом Ириска не сразу обернулась в ту сторону. Когда же посмотрела на юношу, то едва не вскрикнула.

Позади Столба стояла Смерть. Положив метлу на помост и встав на цыпочки, она как можно осторожнее перерезала огромным ножом толстые звенья цепей. У юноши освободились руки. Левая нога, правая. Пояс. Шея. Свободен!

Ириска сдерживалась изо всех сил. Если она закричит или просто скажет хоть слово, кто-нибудь обязательно обернется. Тогда юношу вновь схватят. Но Смерть, похоже, совсем не обращает на нее внимания. А как же она?!

Между тем старуха отрезала ножом от своего черного плаща широкую полосу ткани, перевязала голову юноши так, чтобы не видно было клейма, сунула чудесный нож ему в руки и столкнула с помоста.

Ириска зажмурилась и опустила голову. Она так сильно сжала веки, что перед глазами закипели багряные узоры.

Повезло! Юноша свободен. Теперь он мчится подальше от ужасной Церковной площади. Странно, что он будет жить благодаря Смерти. Хотя нет, также благодаря ей. Ведь стоило закричать...

Ириска страдальчески улыбнулась. Нет, никогда бы она не закричала хотя бы из солидарности обреченной и обреченного. Или просто назло Мастеру, Розе и прочим подонкам... Или... из-за странного блеска глаз юноши, от которого ей делалось легко и томно, который упрямо прорезал коричневую темноту ночи и легкое золото предрассветной мглы и... ласкал и утешал, и словно освобождал от золотых оков...

Цепь, пастью наручника схватившая левую руку, дрогнула. В следующий миг рука плетью повисла вдоль тела. Ириска распахнула глаза.

Юноша стоял перед ней резал цепи огромным ножом. У Ириски даже в горле пересохло. Дрожа от непередаваемого волнения, девушка лихорадочно озиралась вокруг. Не видит ли их кто-нибудь?

Смерть с перекошенным от гнева лицом бросилась к юноше, схватила его за руку и прошипела:

— Ты с ума сошел?! Брось ее и беги немедля! Мало тебе из-за нее досталось?

Со свистом дыша сквозь стиснутые зубы, юноша стряхнул серую костлявую руку и продолжал резать цепи.

— Уходи!!! Опять попадешься!

Последняя цепь закачалась в воздухе. Юноша и Ириска спрыгнули с помоста и бросились к развалинам. Только бы не заметили!..

— Стой, — вдруг выдохнул юноша, хватаясь за угол гранитного пъедестала. Они проскочили оба пояса золотых статуй (к которым сегодня после заката могли прибавиться и их тела), а также пояс Обугленных. Сейчас юноша задержался возле одного из Окаменелых и как кошка карабкался вверх.

— Что ты делаешь?

Держась за плечо статуи, свободной рукой он пытался вытащить из каменной груди нож.

— Крепко заделали, подонки, — прохрипел юноша, тщетно провозившись с минуту.

— Нет, просто мне здесь нравится, — насмешливо ответил кто-то.

Ириска тихонько охнула. Ей показалось...

— Она следит! Бежим!

Юноша мягко спрыгнул на землю и ни слова не говоря потащил девушку дальше, за пояса Одеревенелых, Окостенелых и еще дальше, в лабиринт развалин. Наконец он с разбега перебрался через остатки стены, перетащил за собой Ириску и отдуваясь спросил:

— Кто следила?

— Статуя.

Юноша на минуту застыл с разинутым ртом, глубоко вздохнул и разочарованно сказал:

— А я-то испугался. Такой шанс!

Ириска возмутилась:

— Какой шанс?! Статуя следила за нами!

— Ну да, следила, — юноша лег, кряхтя от усталости. — У всех у них (кроме тех, конечно, кого казнили золотом) живые глаза. Каменные, деревянные, но живые. Ты что, не знала?

— А кто сказал: “Мне здесь нравится”?

— Нож Судьбы, кто ж еще! Не хотел выниматься. Такой же точно ножик, — юноша повертел перед лицом Ириски Ножом, который дала ему Смерть. — Отличная вещь. Что хочешь режет. Кстати, давай-ка снимем вот это.

Минуты две юноша разрезал металлические пояса, ошейники и наручники с обрывками цепей, потом вырезал Ножом в стене нишу и спрятал туда эти последние напоминания о казни. Впрочем, не последние. Их головы по-прежнему раскалывались от боли, клейма жгли лбы.

— Хорошо бы, конечно, иметь второй Нож Судьбы, — задумчиво протянул юноша.

Прости, я не знала, — сказала Ириска и тут же спросила: — А как тебя зовут?

— Честав.

— А меня...

— Знаю, Ирис. А подруги звали Ириской, — Честав улыбнулся. Девушка удивленно заморгала.

— Откуда ты знаешь?

Честав не отвечал. Он потянулся и смежил усталые веки. Но сквозь его густые рыжие ресницы лился такой взгляд, что у Ириски постепенно сделалось пусто под ложечкой. Щеки, шея и грудь налились гороховым румянцем. Она вдруг сообразила, что несколько часов стояла перед юношей совершенно голой, да и сейчас на ее теле никакой одежды нет. Даже нельзя скрыть смущение в волосах, потому что их скосила ненавистная бритва Мастера. И он ее рассматривал всю ночь и все утро...

— Ах да, извини.

Честав сел, как можно более естественным движением согнул ноги в коленях так, чтобы не было видно его тела и сказал не глядя на Ириску:

— Значит, одному будет тряпка, другому Нож.

Юноша стащил с головы повязку, сунул ее девушке в руки и перемахнул через обломок стены.

— Честав... — Ириска осторожно выглянула из своего жалкого убежища и позвала громче: — Честав! Ты где?

Развалины передразнили ее слабеньким эхом. “Ушел”, — подумала девушка с облегчением и тут же опустившись на огромный камень принялась сооружать себе жалкое подобие одежды. Ткань оставленной ей повязки почему-то не рвалась, хотя была очень тонкой. В конце концов девушке удалось сделать перевязь, прикрывшую правую грудь, стаканчик и с горем пополам подстаканник.

Ириска вертелась и придирчиво осматривала себя со всех сторон, весьма сожалея об отсутствии зеркала. От серебряного жара солнца и забот об одежде девушка даже вспотела. Но стоило ей небрежно смахнуть пот со лба, как сердце учащенно забарабанило:

клеймо!

Нескромный взгляд Честава и сознание наготы так взволновали девушку, что она совершенно позабыла о проклятом клейме. Мгновенно сорвала Ириска с таким трудом сделанную перевязь и тщательно обмотала бритую голову. И не успев еще завязать тугой узел на затылке, с ужасом поняла: теперь Честаву нечем прикрывать собственное клеймо!

Тут же пыльные развалины зажглись кружочками ненавидящих глазок. То были Черные Мысли, только следили они не за Ириской, а за юношей. Ему теперь одна дорога: назад на Церковную площадь, к Столбу Позора, в железные лапы-клещи Мастера.

Более Ириска не колебалась.

— Честав! Честав!

Она бежала среди руин Города по извилистой сети бывших улиц и переулочков, сплетавшихся иногда узлами площадей. Бежала и звала Честава. Золотисто-пыльный ветер выл в развалинах, кружил и гонял по земле куыи никому не нужных купюр. Изредка он как бы дразнясь выдергивал из их пестроцветья несколько засаленных бумажек и швырял девушке в лицо.

— Честав! Честав!

— А разве я тебе не гожусь?

— Или я?

От резкого рывка Ириска опрокинулась навзничь.

— Зачем тебе твой Честав! Он явно струсил. Выбери одного из нас. Отдаться на выпивание ирроргам с такой девочкой — прелесть! — один из склонившихся над Ириской причмокнул от предвкушаемого удовольствия.

Девушка встала на колени, затравленно глядя на стоящих по обе стороны юношей.

— Меня выбирай.

— Или меня.

— Но я... не хочу, — пролепетала Ириска. Только этого еще не хватало! Бежать с Церковной площади, чтобы вернуться туда...

— Не хочешь?! А для чего же ты тогда мечешься по Городу голышом? Ирроргов пугаешь?

Юноши засмеялись. Ириска вырвалась и попыталась бежать, но тут же была вновь поймана.

— Так кого ты выбираешь? Его или меня?

Ириска жалко запищала, забилась в руках юношей, покрывая их жадные физиономии лиловыми бороздами царапин.

— Э нет! Круто дерешься!

Один подхватил ее под мышки, другой — под коленки. Ириска продолжала безуспешно вырываться, изгибаясь всем телом. Юноши тащила ее, награждая на ходу пинками и приговаривая:

— Ладно. Сейчас не хочешь, на площади решим. А то и разделим тебя поровну. Мы же друзья. И мы совсем не жадные.

Ириска принялась брыкаться изо всех сил. Повязка сползла с ее головы. Увидев клеймо, шедший сзади заорал дурным голосом и разжал руки. Ириска пребольно стукнулась затылком о землю. Второй юноша обернулся и охнул, хоть не смотрел на клеймо. В тот же миг чьи-то ноги взметнули два пылевых облачка у самого лица Ириски. Первый юноша дико взвыл, захрипел и рухнул сначала на колени, потом на бок. Второй отпустил ноги Ириски и метнулся в развалины. В облачке рассеивающейся пыли к девушке склонилось озабоченное лицо Честава.

— С тобой все в порядке?

Ириска тут же нащупала на земле повязку и попыталась прикрыться. Честав удовлетворенно хмыкнул, присел около лежавшего без движения юноши и принялся стаскивать с него рубашку, приговаривая:

— Ну если ты так стесеяешься, одень хоть это.

— Не надо, она в крови, — пролепетала Ириска и только тут осознала, что рубашка упавшего юноши действительно насквозь пропитана голубой кровью. И Нож Судьбы, который лежит тут же, весь в крови. Лишь тогда девушка поняла, откуда взялась кровь.

— Честав?! Ты...

— А что, очень даже вкусно! — Нож Судьбы смачно всосал кровь с лезвия.

— Даже вытирать не надо. Не Нож, а прелесть, — сказал Честав и усиленно стараясь не смотреть на Ириску протянул ей рубашку.

— Надень.

Ириска сжалась в комок. Ее мутило. Глаза сами собой закатывались.

— Ладно, будем считать, что ты права. Хотя его голубая кровь может скрыть опасный цвет твоей собственной. Тогда займемся штанами, — слабо донесся до сознания девушки голос Честава.

— Не смей! — слабо пискнула Ириска. Честав удивленно посмотрел на нее.

— Слушай, нельзя же быть такой разборчивой в нашем положении! Или ты и дальше собираешься бродить среди этих руин в чем мать родила?

— Нет-нет! Я не одену ничего с мертвого. И ты не одевай. Иначе я стану ненавидеть тебя еще сильнее! — последние слова девушка выкрикнула почти истерически.

— Я же тебя... Эх ты!

Хмурый Честав медленно подошел к Ириске и по-прежнему старательно не глядя на нее попытался отнять повязку.

— Резать желаю, — начальственным тоном сказал Нож Судьбы.

— Что ты хочешь сделать? — испугалась девушка. Ничего не объясняя Честав так рванул ткань, что Ириске обожгло ладони. Девушка приготовилась к худшему, однако Честав лишь разрезал кусок материи пополам.

— Хорошо резать что-нибудь! — обрадовался Нож.

— Когда-то очень давно люди обходились набедренными повязками. В то время они были еще дикими. По-моему, сейчас самое время вернуться в пещеры, — Честав с философской насмешливостью оглядел скучное однообразие развалин, гонимых золотым ветром пылевых чертиков, беспорядочные стайки мятых шекелей и беззаботно присвиснул. Потом положил к ногам Ириски куски ткани и удаляясь как бы невзначай бросил через плечо: — Советую не задерживаться. Тот, кого я убил, и его товарищ хотели получить твое тело на Церковной площади. У ирроргов замечательный нюх на подобные делишки. Скоро здесь будет полно патрулей. Да и Мастер мог заметить, что мы удрали.

Юноша шел напевая и не оглядываясь. Серебряные лучи солнца равнодушно сверкали на лезвии Ножа. Тем не менее Ириске казалось, что с его бритого затылка смотрит загадочный третий глаз. Внимательно наблюдая за маленькой фигуркой Честава, девушка тщательно закрыла голову и бедра повязками и медленно пошла в ту же сторону, что и он. За спиной плелись несколько Мыслей. Одна из них набралась храбрости и заговорила с Ириской:

“Зачем ты идешь туда же, куда идет Честав?” — “Почему нет? Он-то наверняка знает, где безопасно”. — “Почему он должен знать это?” — “Он иначе не может, потому что его клеймо...”

У Ириски похолодело в груди. Ноги сделались ватными. Выходит, юноша по-прежнему в опасности. Она же как раз и пыталась разыскать Честава для того, чтобы предупредить... Нет, он и сам знает. Тогда помочь! А как? Как-нибудь. Только бы оказаться рядом...

Мысли повалились на землю от хохота, но тут же с новой силой обрушились на девушку.

“Вы оказались рядом, а что толку? Ты сама же прогнала Честава, сама запретила ему взять одежду убитого”.

“Обещала возненавидеть того, кто спас тебя. Как и чем он закроет теперь собственное клеймо?”

“А не кажется ли тебе, Ириска, что он как-то очень уж вовремя явился на выручку?”

“Следил он за тобой, вот что!”

“Следил! Подглядывал!”

“Вспомни его взгляд. Честав хочет соединиться с тобой. А иррорги не зевают. Беги прочь от него!”

“А не кажется ли тебе, что Честав убил того юношу из ревности? Он сам хочет окунуться в твою чашечку, и никому другому...”

Словно подброшенная взрывом, Ириска пустилась бежать, громко выкрикивая имя Честава. Плохие Мысли мчались сзади и продолжали дразнить девушку. Лишь одна Светлая обогнала ее и еле слышно шепнула: “Честав любит тебя. Он не подглядывал, он охранял”.

Внезапно девушка остановилась как вкопанная. Стайка навязчивых Мыслей разлетелась. Перед Ириской был тупик, настоящий огромный завал. Куда же девался Честав?

Из-за угла дома (и как только угол сохранился!) доносились удары, сопение и другие звуки борьбы. Ириска осторожно заглянула за угол и тут же бросилась вперед.

Честав дрался один против трех, и судя по всему, ему изрядно доставалось. Нож Судьбы беспомощно валялся у стены и лишь тихонько скулил от возбуждения.

Один из нападавших заметив Ириску удивленно замер, но в следующую секунду уже бежал к ней с перекошенным от алчной радости лицом. Девушка узнала его: это был тот самый юноша, который пытался вместе с товарищем увести ее на Церковную площадь. Перепуганная Ириска бросилась к Ножу Судьбы, сжала его обеими руками, зажмурилась и принялась размахивать во все стороны, тоненько вопя:

— Не подходи-и-и! Не сме-е-ей!

— Всех порежу, — спокойно и веско подтвердил Нож Судьбы, со свистом рассекая воздух.

Когда Ириска решилась открыть глаза, к ней уже никто не бежал. Честав перекатывался по земле и слабо защищался локтями, а нападавший юноша пытался ударить его ногой в лицо, в живот или в пах. Неожиданно Честав встал на четвереньки и тяжело прыгнул вперед. Нападавший тоже прыгнул, но тут Честав рванул крышку люка, скрытую слоем высохшей грязи. Его противник отчаянно дрыгнул ногами и с громким воплем провалился в черное отверстие.

— А-а-а-ахх, давненько я не получала никого, — блаженно прогудел люк. Честав уронил крышку и сел. С минуту он сопел, морщился и ощупывал разбитое лицо, кровоподтеки на теле, осторожно сгибал кисть левой руки. Наконец благодарно посмотрел на девушку и сказал:

— Спасибо тебе. Один бы ни за что не справился.

Только Ириска хотела спросить, за что же спасибо, как Нож Судьбы произнес обиженно:

— Ей одной? А мне?!

Начиная понимать, но все еще не веря, Ириска залилась лихорадочным гороховым румянцем. Она вдруг ощутила, как потяжелела рука, все еще инстинктивно сжимающая Нож Судьбы. Чпезвычайно медленно и осторожно девушка опустила глаза...

Если бы у Ириски на голове уцелели волосы, они бы зашевелились. На земле скорчились два тела, покрытые страшными ранами.

Девушка долго не осознавала ни себя, ни окружающее. Честав куда-то тащил ее, а перед глазами все стояли два тела, заслоняя и ярко-золотое небо, и серебристое солнце, и руины, бесконечный лабиринт руин...

— Пока хватит.

Честав привалился боком к стене и с беспокойством ощупал распухшую руку. Ириска прижалась к его грязной потной спине и жалобно прошептала:

— Я убила их. Убила.

Она боялась, что Честав ответит: “Подумаешь, ну и что?” — или: “Да, это очень плохо”. Она вообще боялась любого ответа словами. Однако Честавпросто повернулся к ней и с бережной нежностью погладил по заплаканной щеке. Удевушки слегка закружилась голова. Негодование на себя, отвращение к собственному поступку и упреки в адрес Честава только и ждали подобного расслабления, чтобы выплеснуться потоком горечи. Но Ириска неожиданно для себя самой прошептала:

— Выбрось Нож Судьбы.

Честав взял девушку за подбородок, внимательно вгляделся в рыжие миндалины ее испуганных глаз и раздельно произнес:

— Глупышка. Как же я спасу тебя во второй раз? Без Ножа я слабый.

Ириска была благодарна юноше за то, что он не намекнул на собственное спасение ее руками. Она с неожиданной доверчивостью обняла Честава за плечи и вновь повторила:

— Выбрось Нож. Из-за него мы оба испачканы кровью.

По-прежнему глядя в глаза девушке, Честав поднес к губам ее руку, потом размахнулся и всадил Нож Судьбы в стену по самую рукоять.

— Дурак, — глухо выругался Нож.

Честав слабо усмехнулся.

— Действительно, это самый безрассудный поступок за всю мою жизнь. И может даже самый безрассудный на всю оставшуюся. Ведь нас теперь голыми руками взять можно, — юноша сел на землю скрестив ноги.

— Зато Ножа нет. Все будет замечательно.

Ириска плохо понимала, что говорит. Ее постепенно наполняло желание снова обнять плечи Честава, прижаться к его спине, казавшейся такой крепкой и надежной. И чтобы он взял ее подбородок, провел сухими от жары губами по ладони... С ним так надежно и... хорошо!

— Честав, — тихо позвала девушка. Он иронично рассматривал опухшую кисть руки.

— Честав, это все... Это тебя... Напали на тебя... эти... Из-за клейма?

— А то как же! — отозвался юноша.

— Тогда держи.

Ириска сказала это как можно более равнодушно. Ее руки медленно скользнули к узлу на боку. Часто-часто дыша и покрываясь пятнами горохового румянца от сознания того, что впервые добровольно раздевается перед мужчиной, девушка сняла набедренную повязку и протянула ее Честаву со словами:

— Вот. Тебе нужнее. Если тебе не противно, конечно. Я же носила ее... прямо на... стаканчике...

Рыжие глаза Честава сделались сумасшедшими. Медленно взял он протянутую повязку, зарылся в нее лицом и сидел так несколько минут. Наконец сглотнув застрявший в горле ком прохрипел:

— Спасибо, Ириска. Я этого никогда не забуду, сколько бы ни осталось жить.

Пока Честав обматывал тканью голову, девушка неожиданно ясно представила план спасения. Не глядя на Честава и еле удерживая себя от того, чтобы коснуться его тела своим, Ириска коротко сказала:

— Пошли.

— Куда? — голос юноши был мягким и грустным.

— Не знаю. Далеко-далеко отсюда. Пойдем медленно. Зачем спешить? Мы убегали, но бежать не надо. Надо идти спокойно.

— Ну что ж...

Честав опять послал девушке загадочный взгляд из-за сомкнутых рыжих ресниц. Однако на этот раз Ириска не смутилась. Она молча стояла и ждала повиновения. Лишь легкое подрагивание губ выдавало внутреннее напряжение, да рыжие миндалины глаз затуманились.

— Ну что ж, пойдем,— согласился наконец Честав. — Я сделал с Ножом Судьбы то, что ты хотела...

— Ну и дурак, — вставил Нож. — Если теперь даже попросишь, и то не выйду из стены.

— ...И теперь командовать тебе.

Юноша тщательно стер с лица концом повязки грязный пот и засохшую бурую кровь, отряхнулся, поправил несуществующие воротничок и галстук и громко сказал:

— Итак, двое хорошо знакомых молодых людей вышли из новенького (с иголочки!) домика в жаркий золотой денек, чтобы побродить в тиши городких улочек.

— И послушать щебет пичужек, — добавила Ириска.

— Обязательно. Что же касается костюмов...

— Тебе очень идет, — поспешно вставила Ириска.

— И тебе тоже. Адам и Ева.

— Кто-кто?

— На прогулке расскажу.

— Пара чокнутых, — презрительно буркнул торчащий в стене Нож Судьбы. Не обращая на него ни малейшего внимания, Честав элегантно выставил локоть. Ириска взяла его под руку, и они неспеша пошли куда глаза глядят. Честав неустанно разглагольствовал о каких-то пустяках, помахивал свободной рукой и просил Ириску обратить внимание “вот на ту живописную кучу камней” или на тот кусок стекла, который отбрасывает таких великолепных солнечных зайчиков”. Изредка он сжимал пальцами босой ноги камешек и забрасывал подальше, что вносило некоторую дисгармонию в этот фарс. Ириска же все крепче обнимала руку юноши и как бы случайно то касалась его плеча щекой, то задевала ногу бедром.

— А как щекочет ноздри великолепная золотая пыль! — восхищался Честав, когда Ириска прошептала:

— Справа иррорги. Патруль. Первой говорю я. Подыграешь на ходу.

— Эти мельчайшие частички пляшут в воздухе как люди в жизни, — невозмутимо продолжал юноша.

— Эй, вы! Стойте.

Даже если бы не богатые Пояса Отличия, указывавшие на довольно высокий ранг патрульных, хищный огонек в глазах безошибочно выдавал ирроргов.

— Куда идем? — подозрительно спросил Старший.

Куда надо, — спокойно сказала Ириска.

— А почему голые? Почему твой приятель такой помятый?

— Так надо.

— Все “надо” и “надо”. А кому надо?

— Всем.

Нахальный тон Ириски начал выводить ирроргов из себя. Честав поспешил вступить в разговор.

— Послушайте, неужели непонятно? Ну сами сообразите, куда могут идти одетые подобно нам юноша и девушка по Городу, ни от кого не прячась?

Старший не замедлил перехватить инициативу в разговоре:

— На Церковную площадь. На ирризацию.

— Именно туда мы и направляемся, — совершенно невозмутимо подтвердил Честав.

Иррорги конечно же не верили ни единому их слову. Ириска не выдержала и попыталась спасти положение:

— Нет, но мы...

— Не слушайте эту дурочку, — Честав со снисходительной благосклонностью посмотрел на Ириску. Девушка выпрямилась как струна и покрылась гороховыми пятнами румянца обиды. Слова застряли в горле. Юноша презрительно причмокнул и сказал: — Ну кого, кого интересует особое мнение Белого Кардинала? Я тебя не понимаю!

Честав раздражался, Ириска тоже.

— Эй, что за ахинею ты несешь?

Старший сверлил Честава гневным взглядом.

— Ерунда. Неделю назад Кардинал лично благословил нас. Мы совершили небольшое паломничество по Городу и сегодня жертвуем себя Золотому Богу и Кардиналу.

— Так это вы, — патрульные удивленно разглядывали парочку. Ириска постаралась взять себя в руки и, все еще дрожа от обиды, сказала:

— Да, именно мы. А разве вас это интересует?

— Конечно. Мы даже проводим вас.

Старший низко поклонился, ритуально взмахнув поясом. Честав коротко кивнул в ответ и повел Ириску дальше. Патруль следовал за ними шагах в десяти.

Юноша продолжал ломать комедию, живописуя развалины. Ириска стреляла в него отчаянными взглядами. Честав не реагировал. Пришлось тащиться рядом с ним. Пренепреятнейшая Мысль об ирризации скрипела песком на зубах.

— Ты устала. Ничего, идти уже недолго. Только не висни на руке, опухоль болит, — равнодушно сказал Честав и несколько даже грубовато встряхнул девушку.

В проломе стены застыла Смерть.

— Подите прочь.

Старуха пристально разглядывала Честава и Ириску. (Девушке даже показалось, что Смерть считает поры на коже ее тела.) Тем не менее, иррорги отлично поняли, что предложение убраться относится именно к ним.

— Мы не можем. Мы должны проводить их, — запротестовал Старший. Смерть коротко повторила:

Прочь.

Патрульные презрительно махнули Поясами и исчезли. Старуха медленно приблизилась к парочке. Легчайший шорох черного плаща действовал Ириске на нервы. Она инстинктивно вжалась Честаву в бок.

— Так. Ты ее не оставил, — разочарованно констатировала Смерть. Юноша молчал.

— И Нож Судьбы выбросил. Не потерял ведь, а выбросил! Такой Нож! Она попросила, не так ли?

Честав скрипнул зубами.

— А как тебя изукрасили! Что за синяки! Что за ссадины! И рука распухла. Тоже небось из-за девчонки? Говорила же, опять по ее милости натерпишься. Скажи хоть спасибо, что живой...

— Не смей его обижать! — пискнула Ириска, прячась за спину Честава. Она неосознанно прижалась к юноше как можно плотнее. И тут же почувствовала, как его тело налилось жаром, и ее тело ответило тем же.

— Это что еще за голосочек?

Старуха злобно зыркнула на Ириску.

— А ты зачем сняла повязку с бедер? Чтоб каждый, кому не лень, бросался на тебя? А Честав пусть дерется голыми руками?! Впрочем, он уже успел отличиться.

Последовала пауза. Ириска выглянула из-за спины Честава и с удивлением увидела, что Смерть... смеялась. Беззвучно тряслась, распахнув черный беззубый рот.

— Дети, — проскрипела Смерть и вдруг сорвав с себя плащ швырнула его Честаву со словами: — Ладно. Продолжайте свой путь, чем бы он ни кончился.

Юноша вертел в руках плащ и непонимающе поглядывал на то место, где только что стояла старуха.

— Но послушай... Это же... целое... богатство!

Ириска выхватила плащ, зябко закуталась в него, потом быстро сорвала с прикрытой огромным капюшоном головы повязку и обернула ткань вокруг пояса Честава.

— Ну вот, наконец мы оба более-менее прилично одеты.

— И ты, которая боялась коснуться одежды убитых, прячешься под покровы Смерти, — иронично сказал Честав.

Ириска молча вывернула плащ наизнанку (так ей казалось лучше) и пошла вперед. Последнее замечание юноши слегка задело ее, а заодно заставило вспомнить о нанесенном при ирроргах оскорблении.

— Ириска, погоди...

— Да, конечно. Я дурочка, — буркнула девушка. Черный плащ словно отделил и отдалил ее от Честава.

— Ириска! — отчаянно позвал юноша. — Я же не хотел... Я при подонках...

— Вот именно! При них! — возмутилась девушка.

— Надо же было остановить тебя... Ладно, как хочешь. Я тоже пойду. Видно, не зря Смерть советовала мне бросить тебя. Знал бы, так вообще не встревал бы, а так — дурак дураком...

Ириска обернулась так резко, что едва не упала. Полы плаща взметнулись в стороны.

Честав действительно уходил. Шел сгорбившись, потирая распухшую руку. Но чудо...

Распахнувшийся плащ освободил сердце девушки. Оно на мгновение уловило надломленную боль его сердца.

— Честав!!!

Ириска отважно приближалась к нему.

— Мой, мой... любимый...

Стоя на коленях и обнимая ноги девушки Честав осторожно водил губами по ее коже. Ириска запахнула полы плаща и горячечно шептала:

— Ласкай меня, ласкай. Целуй. Как хорошо... Плащ не выпустит наружу нашу ласку. Плащ на двоих...

Они скрылись в самом сердце развалин и потеряли счет времени. Потом долго молча блуждали среди пыльных золотых туманов и радужных россыпей битого стекла. И ласкались под покровом Смерти.

— Мы — Адам и Ева, — пробормотал наконец Честав. — Только мы не родились в раю. Мы последние из преисподней.

— Опять ты про них, — лениво мурлыкнула Ириска. — Кстати, кто это?

— Адам и Ева, юноша и девушка. Их сделал Бог... не знаю только, Золотой ли. Он поселил их в таком месте, где все было хорошо, в раю. Но Адам и Ева ослушались Бога. Он выгнал их из рая. И они скитались по пыльной жестокой земле...

— Где ты смотрел такую книгу? — удивилась девушка. — Во всем Городе давно не осталось ни одной целой Стены.

— Я читал книгу. Это такое старинное занятие, — Честав погладил под капюшоном бритую голову Ириски. — Книга была очень древняя. То есть не книга, а ее кусочки. Там рассказывалось про Адама и Еву, а еще про то, как девушка ждет своего возлюбленного и бродит по Городу в поисках его. Очень грустная книга. Зато она принадлежала настоящему Белому Кардиналу.

Последние слова Честав почти неслышно прошептал.

— Какому... настоящему? — не поняла девушка.

— Настоящему, — Честав в упор посмотрел на Ириску и продолжал: — Помнишь тот люк, в который угодил последний из напавших на меня? Так вот, это была Справедливая Машина.

— Справедливая Машина... Как давно...

— Не так уж и давно, — перебил девушку Честав. — Так вот. Настоящий Белый Кардинал погиб в недрах этой самой Машины. И сбросил его туда, кстати, небезызвестный тебе Мастер.

— А кто же... — лицо Ириски выражало растерянность и недоумение.

— Бандальмахар Дукс. Был такой актеришка. Ты что, забыла?

— Да я... я не обращала на него внимания, если честно. Из-за этого Дукса Роза просто умирала, вот мне и было противно.

Ириска смутилась, так как действительно не раз находила в наигранно-слащавом облике Кардинала нечно знакомое. Но Честав узнал, а она — нет...

— Ах Роза! Да, ей впору.

— Это та самая, — девушка положила руку Честава на колотую ранку на своем боку.

— Я знаю.

В Ирискиной душе всколыхнулись кое-какие подозрения, не раз мелькавшие и прежде.

— Ты очень много знаешь, Честав.

— Да.

— И про меня... Почему?

— Я давно слежу за тобой. Потому что давно... люблю тебя.

У Ириски колокольчиком забилось сердце.

— Как... давно?

— Два года.

— Что?! — Ириска во все глаза смотрела на Честава. — Не может быть. Я слышала, что как только юноша вюбляется, он то немедленно с ней... — дальше она не решилась произнести ни звука.

— Это тебе Роза сказала. Или в крайнем случае Лилия, — Честав грустно поцеловал Ирискино клеймо.

— Откуда ты узнал?

— Кто ж еще мог сказать такую ерунду! Во всяком случае, не бедная Маргаритка. Подумай хорошенько, сколько раз я мог тебя заставить если не за эти два года, то хотя бы за сегодня. С Ножом Судьбы в руках... Но это не любовь. Это ложь.

За спиной раздался скрип.

— Пифала?!

Юродивая деревянно подергивалась и пускала зеленые слюни.

— Легка на помине.

Пифала скрипнула, попятилась, споткнулась, вновь попятилась...

— Эй, ты, артстка! Не видать их?

Честав ударил Ириску под коленки и придавил к земле тяжестью своего тела. Под черным плащом Смерти было темно и душно. Честав едва слышно стонал: он упал на распухшую руку.

— Ма-а-а... Ма-а-а... Мо-о-о-ой Ма-а-а... — скрипела юродивая.

— Ищи, ищи их! — донесся под плащ зычный голос Мастера. — Нюхом чую: мерзавцы должны быть где-то здесь. Найдешь — поглажу твою мерзкую головку.

Раскатистый хохот Мастера утопил слабый ответный скрип Пифалы.

— Мы пропали, — прошептала Ириска.

Однако гулкие шаги Мастера звучали все дальше и дальше, пока не смолкли совсем.

— Ты думала, она нас выдаст? — серьезно спросил Честав, выбираясь из-под плаща и осторожно помахивая кистью больной руки.

— Я думала... Я не знаю... — Ириска слегка опьянела от сознания того, что юноша несколько минут лежал на ее груди.

— Не думай плохо о Пифале.

— Почему?

Честав с укором посмотрел на девушку.

— Ты не только актеров не узнаешь.

Кружащей легкости ка не бывало. Ириске и прежде казалось, что Пифала...

— И ты не помнишь, у какой из твоих подружек был зеленый цвет?

— Не продолжай! — точно ужаленная взвизгнула Ириска. Лучше даже не пытаться представить себе, во что могла превратиться... Маргаритка...

— Ты гонишь прочь действительность, — сказал Честав. — И даже не обратила внимания... с какой стороны шел Мастер.

Ириска испуганно посмотрела на юношу. С трудом вскарабкавшись на груду обломков Честав с минуту постоял на верхушке и молча съехал вниз.

— Что еще случилось? — прошептала пожелтевшая Ириска.

— Я... я никогда... — у юноши тряслись губы. — Я никогда не терялся в развалинах... Никто не знает их лучше меня. Даже когда меня схватили, на самом деле я не заблудился...

Ириска вздрогнула, потому что вспомнила слова Смерти: “Мало тебе из-за нее досталось... Опять попадешься... По ее милости натерпишься снова...” Смерть сказала, из-за нее...

Немедленно в мозгу всплыло продолжение фразы: “Когда меня схватили, я не заблудился. Я шел за тобой и выдал себя, чтобы не бросать тебя одну”.

— А сейчас? — с трудом выдавила девушка, поглаживая повязку, скрывающую клеймо Честава.

— А сейчас я был с тобой и... В общем, Церковная площадь перед нами. Поиски начались, здесь полно ирроргов. Теперь нам не уйти.

Золотые пылинки плясали перед глазами девушки. Из-за завесы этой золотой метели доносились слова Честава:

— Вот чем кончился наш путь, как сказала Смерть. Мы так и говорили патрульным. Это замкнутый круг: откуда шли, туда и пришли.

Ириска прилепилась к Честаву и нежно прошептала:

— Если наш путь кончился... здесь... То соединись со мной здесь.

— Ириска, не смей!!! Ты не погибнешь!

Честав вжимался в камень. Ириска в полузабытьи наседала на него.

— Нас выпьют. Ну и что? Мы станем ирроргами, но не перестанем любить друг друга.

— Не тешься иллюзиями, — пробормотал Честав. — Я тебя люблю...

— И я тебя!

— Знаю. Это и плохо. Видела пояса Окаменевших, Обугленных и других? Вот что получается из влюбленных. Или того хуже...

— Или?! — Ириска задохнулась.

— Или... Пифала. Только ты будешь рыжей юродивой. Рыжей как глина, а не зеленой. Иррорги будут нас почитать, потому что при ирризации мы убьем штук пять-десять своей любовью. Одеревенелых, Окостенелых, юродивых и прочих они почитают, потому что боятся. Это единственное, чего они боятся.

Ириска рыдала. Честав пил ее слезы с горячих рыжих щек и шептал:

— Это страшно: стать Пифалой. Думаешь, зря оставшиеся в живых люди впали в истерику? Остатки человечности еще держались на последних семьях. Подонки боялись, что любовь может тихонько таиться в семье. Когда же выяснилось, что брак не защищает от ирроргов, все рухнуло! Дом на песке или карточный домик... Мужья и жены расстались, и так называемое “порядочное общество” моментально раскрошилось кучками разозленных человечков. Впрочем, ты все это знаешь. Всеобщая конвульсивная паника. “Казнить рыжих!” Город разнесли по кирпичикам, и мне его жаль, хоть я и ненавидел это скопище каменных домов-монстров со Стенами-шпионами, — юноша поймал несколько потрепанных бумажных купюр, которыми ветер забавлялся у его ног, и с грустью заметил: — Вот, пожалуй, последние игрушки людей. Как были они разноцветными бумажками, так и остались. Только теперь и они никому не нужны. Их выбросили на свалку, а свалкой стали сами руины Города, где царствуют иррорги. Они совсем обнаглели, эти иррорги, даже Пояса Отличия выдумали. Теперь стать ирроргом — великая честь. А раньше они прятались в полупрозрачности. И ты хочешь сделать такое...

— А ты не хочешь! — в отчаянии выкрикнула девушка.

— Хочу, не могу сдержаться, так хочу, — неожиданно жалобно сказал Честав. — Но когда думаю о тебе... Я не могу, чтоб ты стала юродивой!

— А я могу, — слабо выдохнула Ириска. — Ты сильный. Ты защитишь меня. Даже голыми руками.

— Я слабый, слабый, — с горечью откликнулся Честав. — Я все время подворачиваю ногу. У меня слабые суставы. Вот и с теми троими я бы без тебя не справился. Я руку вывихнул! Я не могу тебя защитить!

— Ты сильный. Сильный мой Честав...

— Слабый. У меня свой цвет, как у девушки. И длинные ресницы. И тонкая кожа. Это стыдно. В детстве меня сильно дразнили мальчишки...

— У нас один цвет. Рыжий. Соединимся же, прошу тебя!

— Говорят, были когда-то Рыжий и Рыжая-с-Крысой. Певцы. Иррорги убили их, — глаза Честава вновь сделались сумасшедшими.

— Но ты защитишь меня, мой Честав...

И оба заставили себя поверить в эту наивную ложь. И сбросив ненужные теперь покровы из плаща Смерти утонули в объятиях друг друга.

Они не осознавали, как иррорги нашли их, разняли и мешая торжество с проклятиями понесли на центральную площадь. Как растянули на возвышении и пили пьянящее вино их единой души вперемешку с необыкновенной алой кровью. Пили, пили... и не могли выпить. Золотой день сменился серебряной ночью, ночь сменилась днем, а их... все не могли выпить. Иррорги стекались на Церковную площадь со всего Города, лакали алый поток по-звериному жадно... но все равно не могли выпить! А Ириске и Честаву казалось, что их тела по-прежнему сплетаются, и разделенные густым золотым воздухом руки все равно мысленно касались и ласкали друг друга. А откуда-то закусив сухую старческую губу напряженно следила за ними Смерть.

Иррорги сидели прямо на земле. Непривычно тихие. Это было жутко: Церковная площадь и развалины, полные тихих ирроргов. И бесконечные потоки души с кровью пополам. Наконец то один, то другой начал опускать голову, ронять руки, складываться. Из сидящих фигур как бы медленно выходил воздух. Иррорги расплывались по земле бесцветными кожистыми оболочками. А по этим оболочкам еле волоча ноги шла черная старуха с черной метлой на плече, разевая в приступах беззвучного хохота черный беззубый рот. А навстречу ей, прямо из двери церкви бежал золотой карлик, кривя в бессильном гневе ужасное лицо-маску. И трудно было узнать в уродце Золотого Бога, такого великого и великолепного еще этим утром.

— Проклятая! Что ты сделала с ними?!

Смерть хохотала в лицо карлику. Он же злобно потрясал пучком напоминающих тряпье оболочек, в которых едва просматривались черты Розы, Лилии, Мастера, Дукса-Кардинала, Гортензии, Азора и многих других. В порыве ярости он сделал еще два шага вперед...

Золотые ножки карлика окунулись в потоки окровавленной души. Левая лишь слегка коснулась души Честава, зато правая увязла в Ирискиной крови по самую щиколотку.

Карлик завопил пронзительно и жутко. Его тело треснуло. Сотни черных молний взорвали изнутри золотую оболочку, толстыми косами оплели изуродованные останки и рассеяли их в золотую пыль. Тогда заволновалась земля, завертелась воронкой и поглотила пыль без остатка.

— Вот и все. Вот и пришел конец божку, — прошипела Смерть. — Вот теперь можно как следует помахать моей обожаемой метелочкой.

Едва слышно шелестя по оболочкам ирроргов, старуха приблизилась к Честаву и Ириске. Опустившись возле них на колени долго и упорно терла серыми костлявыми пальцами клейма на бритых головах, пока они не исчезли совсем. Потом огладила все раны юноши и девушки так, что они закрылись. Лишь на правой щиколотке у Честава и на левой у Ириски Смерть оставила по маленькой царапинке, и оттуда продолжало сочиться алое вино окровавленной души. Тут старуха замерла, невольно залюбовавшись своей работой, и тихо пробормотала:

— Дети, дети... Конечно, вы меня не слышите. И хорошо, раз так, потому что нельзя вам знать этого... но если бы не вы, что стало бы со мной? Золотого Божка разорвала собственная злоба. И не без вашей помощи. Засохла бы я, зачахла, — Смерть затряслась от беззвучного горького хохота. — Смерть — и вдруг умерла бы... Дети, дети! Что же вы сделали? Пока не видите, спасибо вам от меня.

Старуха склонилась сначала к Честаву, потом к Ириске и украдкой поцеловала в лоб. После этого наконец соединила их руки.

Юноша и девушка медленно открыли глаза и так же медленно сели.

— Смерть, — прошептала Ириска, стискивая руку Честава. Он инстинктивно напрягся и тут же с удивлением обнаружил исчезновение опухоли с сустава.

— Мы потеряли твой плащ. И повязки из плаща потеряли, — виновато сказала девушка.

— В плаще ли дело? — ласково отозвалась Смерть.

— И мы соединились там, в руинах. И иррорги нашли нас... и выпили? — Ириска не верила себе.

— Кто же в силах выпить вас? — искренне удивилась Смерть. Ее лоб и лысое темя покрылись черными как сама земля бороздами морщин.

— Я не сумел защитить ее, — с горечью произнес Честав. Смерть сухо засмеялась.

— Ты защитил ее. И она тебя. Ваши тела все равно не смогли бы противостоять ирроргам, будь вы хоть в тысячу раз сильнее. Но ваши души защитили друг друга единственно возможным способом — любовью. Вы все правильно сделали, начиная от побега с этой самой площади и кончая возвращением на нее.

Смерть хитро смотрела на юношу. Тот взвился как ужаленный и прохрипел:

— Как же так? Не ты ли твердила мне постоянно: брось девчонку!

— А по-твоему я должна была сказать: соединяйтесь быстрее?! Ваша любовь не созрела бы. Вы бросились в объятия друг другу лищь когда не смогли противиться любви. Когда запрезирали опасность. Когда пренебрегли даже мною, Смертью. Когда стали одно целое в двух телах. Как иначе могли вы победить? Но вы победили. Смотрите!

Смерть взмахнула метлой, и тысячи пустых оболочек с лиственным шелестом взвились в воздух.

— Нас все же выпили, — Ириска с ужасом вжалась Честаву в бок.

— Кто в состоянии выпить вас? — повторила старуха.

— Но неужели другие... Не могу поверить.

Честав успокаивал перепуганную девушку, недоуменно шевеля губами.

— Были и другие, — старуха указала костлявым пальцем на пояса Окаменелых и Одеревенелых, которые окружали площадь. — Но один из них недостаточно любил другого. Или не любил вовсе. Лишь до конца разделенная любовь до конца сильна и непобедима.

— Я слышал о Рыжем и Рыжей-с-Крысой, — подозрительно сказал Честав. Смерть вздохнула.

— К сожалению, они отдали себя не друг другу, а песне.

— И что же будет дальше?

Ириска прижалась спиной к Честаву, обхватив голову руками и слегка покачиваясь.

— Мы втроем возродим землю.

Юноша и девушка недоверчиво уставились на Смерть. Но старуха не шутила.

— Откровенно говоря, вы остались последними, кто способен был победить ирроргов. Но это лишь начало вечного пути. Я, Смерть, говорю вам:

Однажды вы умерли, а дважды не умирают. Вас не существует для жизни, но я, Смерть, возродила вас друг для друга. Отныне вы — Вечные Любовники.

Ходите по земле. Бродите где и сколько вздумается. Целуйтесь сколько хотите. Никто вас не увидит, ни один человек, потому что вы — лишь друг для друга.

Посмотрите на свои ноги. Там есть незаживающая ранка. И где бы ни прошли вы, туда упадет ваша душа с кровью и напитает землю, и возродит ее. А я поработаю метелкой. Мусора-то вон сколько!

Смерть окинула довольным взглядом лежащие повсюду серые оболочки.

— Но... но я не хочу, чтобы Ириска истекла кровью! — возкликнул возмущенный Честав, пытаясь зажать губами ранку на ноге девушки.

— Третий раз спрашиваю: кто способен выпить вас? Земле это тоже не под силу.

Старуха явно наслаждалась замешательством парочки.

— Но почему кровь?

— Кровь — это жизнь. За жизнь земли надо заплатить чем-нибудь равноценным, то есть жизнью. Например, своей. А с вашей кровью вместе льется ваша неисчерпаемая любящая душа.

— Но я не хочу! Я боюсь. Я слабая.

Ириска забралась на руки к Честаву и свернулась там рыженьким котенком, спрятав лицо у юноши на груди.

— Неужели ты оставишь землю в мертвом панцыре развалин Города? — Смерть пристально посмотрела на девушку. — Не верю. Заметьте, я даже не прошу вас выбирать. Я давно выбрала за вас. И вы давно выбрали сами за себя, когда полюбили. Смотрите! И ваша кровь уже выбрала...

Из места, где они недавно лежали мертвые и где исчезла оставшаяся от Золотого Бога пыль, выросли мощные лозы дикого винограда и побеги хмеля толщиной в руку. С невиданной стремительностью цепляясь усиками и выпуская все новые побеги, растения оплетали каменную громаду церкви. Побеги напрягались, пробуя разворотить это мрачное сооружение. Уже сыпались вниз мелкие камешки и штукатурка. Одна из лоз раздирала на части слащавое изображение Кардинала Довольного.

— Вот какие силы рождает в земле любящая соединенная душа!

— Так ты говоришь, надо напитать нашей кровью всю землю?

Кажется, они решились. Юноша заговорщически подмигнул Ириске.

— Это мы в одно мгновение, — девушка тут же вложила свою руку в руку Честава.

И они побежали. Мертвая земля разматывала им под ноги пыльные развалины Города и нагромождения бесцветных оболочек ирроргов. Люди выходить не отваживались. Если они и остались живы, не рискнув пройти ирризацию, то попрятались в глубокие норы, обнаружить которые было очень непросто. Честав и Ириска вдоволь смеялись над их трусостью и бежали все дальше и дальше.

Изредка они встречали Смерть. Старуха сметала в кучи пустые оболочки ирроргов или оттирала какого-нибудь Обугленного, Одеревенелого или Казненного Золотом прутьями метлы, словно мочалкой. Завидев Вечных Любовников, она приветливо махала костлявой рукой и только дивилась их озорному бегу.

Однако напитать землю “мигом” не удалось. Во всяком случае, когда запыхавшаяся парочка остановилась около Смерти, занятой растиранием какого-то юродивого, у Честава пробилась небольшая рыжая бородка и усики, а на Ирискины плечи ниспадали пышные волны огненно-рыжих волос.

— Ну вот, — выдохнул юноша.

— Мы справились, — добавила девушка.

Смерть послала им насмешливый взгляд сухих впалых глаз.

— Дети! Разве не сказала я, что срок вам — вечность?

— Но мы... — попытался возразить Честав.

— ...Усложнили себе жизнь, — перебила старуха. — Бег поспешен. Капли крови падали неравномерно. Смотрите: кругом по-прежнему мертвые руины, расколотые крошечными цветущими островками. Островки — это те места, куда попала кровь. Бродите же теперь от островка к островку и соединяйте их! И никогда отныне не сможете вы сказать наверняка, что уничтожили все ржавые пятна развалин. Вы будете приходить в одни и те же места по два, по три, по многу раз! Но тем пышнее зацветут те места. Вот так.

Вечные Любовники долго молчали, наблюдая за странной работой Смерти, дарующей жизнь.

— Что, интересно? — проскрипела старуха. — И конечно же, необычно для вас. Но кому решать, возродить человека к жизни или отмести черной метлой к ирроргам? Мне, только мне. Сказать честно, так никакой жизни вообще нет. Это я, Смерть, могу подарить краткий миг существования, чтобы затем отнять его! Такова моя вечная работа. И я не жалуюсь. Не пристало жаловаться и вам.

Смерть прищурилась, посмотрела на небо и продолжала:

— Глядите-ка! Душа ваша испаряется и очищает небесную высь.

И точно. Горячее золотое солнце неподвижно застыло в лазоревой вышине. Паутинные сети снежно-белых перистых облаков вытянулись шлейфом до самого горизонта.

— Это настоящее небо. Впервые за столько лет!

Честав обнял Ириску за талию, она его за плечи. Вечные Любовники должны были постоять немного в самом начале Вечного Пути.

— Уже уходите? — мягко поинтересовалась Смерть.

— Начнем вон с тех островков, — кивнул головой Честав.

— И ничего не просите?

Юноша и девушка растерянно посмотрели на старуху.

— Я для него, он для меня. Чего же еще? — удивилась ириска. Смерть рассмеялась беззубым смехом.

— Для вас — ничего. Но для других... Запомните: я даю вам право соединять. Это высокое право.

— Не понимаю, — ответили вместе Честав и Ириска. Старуха склонилась над преображенным юродивым и пробормотала:

— Потом поймете. Теперь идите. И помните: мы еще не раз встретимся. Путь бесконечен.

И Вечные Любовники медленно пошли к ближайшей шелковисто-изумрудной лужайке.

Цветной эпилог

Две из четырех

— Ого, смотри! — Честав толкнул под локоть Ириску.

— Маргаритка.

Зеленая девушка пошатываясь брела к цветущему розовому кусту.

— Роза, Роза, — шептала Маргаритка, недоверчиво и сосредоточенно поглаживая цветы.

— Вы любите розы?

Рядом с Маргариткой стоял Анжер, все еще с трудом шевеля пальцами после долгого каменного сна.

— Я... не знаю. Какое-то необычное чувство.

Маргаритка пристально всматривалась в Анжера, морщила бледно-салатовые губки и щурила бездонные малахитовые глаза.

— У меня тоже, — признался Анжер. — Мне кажется, что я уже жил однажды на земле. Я собирался жениться и подарил невесте букетик цветов. Последних цветов в Городе... То есть я думал, что последних. Вон их сколько!

Честав и Ириска стояли совсем рядом, поэтому от них не укрылось легчайшее трепетание сердца Маргаритки под новеньким легким платьицем и едва заметный травянистый румянец на щеках.

— Со мной то же самое. Я помню, что бродила по Городу среди ужаса, безобразная и искалеченная. И любила страшного человека... Или это был сон? А еще раньше я жила такой, как теперь. И у меня была сиреневая подружка, которую звали Розой. Вот я и подошла к кусту.

— Роза... Какое... опасное имя! — воскликнул Анжер. — Впрочем, моя невеста была черная. А я окаменел.

— Черная? — удивилась Маргаритка. — И у меня была черная подруга. И рыжая. Но их нет! Я одна, опять одна. Я всегда скиталась по Городу в одиночестве...

Ириска засмеялась, но никто кроме Честава ее не услышал.

“Право соединять”, — сказали юноше рыжие миндалины Ирискиных глаз. И Честав взял руку Анжера, а Ириска — руку Маргаритки. И руки только что встретившихся молодых людей сплелись. И они молчали.

— Но мне кажется, что когда я был каменным или раньше, то видел вас такой, как вы говорите, — с трудом произнес наконец Анжер (лишь бы сказать что-нибудь). Впрочем, он тут же сорвал с куста розу и преподнес мило зазеленевшей Маргаритке.

— Вот, это вам... тебе.

Девушка улыбнулась и благоговейно взяла цветок. Тут же защебетал невесть откуда прилетевший жаворонок.

— Оставим их, — шепнул Честав Ириске, хотя никто не услышал бы даже его крика.

— Правильно, не будем мешать, — согласилась девушка.

И обнявшись еще крепче, Вечные Любовники продолжали свой Вечный Путь. Из ранок на ногах капала кровь пополам с душой, напитывая и возрождая землю. А где-то у пределов горизонта рвался к лазурному небу ликующий стон скрипок, и два голоса напевали забытые слова:

— ...Но даже развести за тридевять земель

Влюбленных — и они опять сойдутся...



Hosted by uCoz

© Тимур Литовченко. Все права защищены в соответствии с Законодавством Украины. При использовании ссылка является обязательной. (Хотя всем известно, что "копи-райт" расшифровывается или "копировать направо", или "скопировано верно", поэтому к сохранению авторских прав никто серьезно не относится... А жаль!)
Если Вы нашли эту страницу через какую-либо поисковую систему и просто открыли её, то скорее всего, ничего не знаете об авторе данного текста. Так это легко исправить, между прочим! Давите здесь, и всё…