(…Назад)

“Что-то прохладно сегодня”, — подумал Анжер, как можно тщательнее запахнул полы строгого белого пиджака и посмотрел на терракотовое небо.

Солнце старалось вовсю, чтобы разогнать стылую желтоватую дымку, окутавшую Город. И все же воздух оставался вязко-холодным.

Анжер волновался. Зайдя за угол ближайшего дома, он встал лицом к стене и бережно извлек из-за пазухи шерстяной сверток. Из предосторожности постучав костяшками пальцев по старинной каменной кладке, юноша отогнул край изъеденного молью платка и вынул из него стеклянную банку. Похоже, нежные колокольчики с немного помятыми лиловыми чашечками чувствовали себя нормально.

На Анжера упала густая коричневая тень. Он обернулся. Стена соседнего дома согнулась и подсматривала через его плечо.

— Ага, вот чем ты занимаешься! — злорадно выкрикнула Стена и принялась ябедничать звонким хрустальным голосом: — Сообщаю: случай недозволенных занятий. Тысяча пятая улица имени Белого Кардинала, Анжер Би...

Тут словно из-под земли возникла Великолепная Мысль, явно кичащаяся собственным великолепием. Подмигнув, она вкрадчиво спросила: “Сколько времени понадобится патрульным для реагирования? Пару минут, не больше. За две минуты можно пробежать почти четыре квартала, но ты не беги. Это же не обязательно, а?” И Великолепная Мысль, вполне гордая и довольная своей сообразительностью, ткнула пальцем в небо.

Анжер вскочил в ближайшее парадное и через полторы минуты был на крыше. Там он привстал на цыпочки, сорвал с неба серую звездочку и посмотрел сквозь нее вниз. Солнце словно нарочно постаралось для Анжера, разогнав на минуту желтую дымку слабыми кофейными лучами. За четыре квартала по обе стороны от Тысяча пятой наблюдалось оживление. Юркие тройки патрульных удалялись, расширяя район поисков. Анжер ухмыльнулся, сунул звездочку за пазуху поближе к шерстяному свертку и попытался проникнуть взглядом в желто-туманную даль. Где-то там находилась церковь, в которую ему предстоит впервые идти сегодня.

Анжер загрустил было, однако при воспоминании о патрульных развеселился. Болваны! Воображают, будто он припустил со всех ног. Да ни за что им его не поймать!

Ободренный юноша мигом сбежал вниз по лестнице и поспешил дальше. Впрочем, он старался все же идти не слишком быстро, чтобы невзначай не догнать удаляющиеся патрули. Все время пребывая в радужном настроении, не замечая ничего вокруг, Анжер достиг наконец ее дома.

— Пифала! Пифала!

— Пифала, оглянись!

— Пифала! Пифала! Ты нас не поймала!

Туча надоедливых подростков вилась вокруг юродивой. Вечно недовольные всем на свете старушки отгоняли резвящуюся молодежь от Пифалы и одновременно покрикивали ей с приторной лаской:

— А тебе чего здесь надо? Уходи отсюда, уходи-ка! У нас тут веселье будет.

Юродивая слепо шарила, распластавшись по стене дома и изредка что-то выскрипывая. Сквозь рваный зеленый балахон проглядывали водорослеподобные клочья изношенного платья. Анжер остановился в нерешительности. Он всегда немного побаивался Пифалы и всех слухов, ходивших вокруг ей подобных.

— Проходи. Такая твоя дорога.

За спиной Анжера застыла еще одна старуха, видимо, дворничка. Она почему-то не гоняла молодежь и не спроваживала Пифалу. Она молча сжимала сухими руками огромную черную метлу и пристально разглядывала юношу из-под надвинутого на глаза черного капюшона. Какой-то пещерный страх заполз Анжеру в душу и колючим настом впился в мозг.

Пифала хрипло вскрикнула, оторвалась от стены и шатаясь пошла к Анжеру. Она икала от напряжения и тянула трясущиеся морщинистые пальцы к груди юноши. Туда, где был спрятан букетик колокольчиков. Анжер отпрянул и быстро проскочил в дверь.

— Чего тебе от парня надо, Пифала?! — набросились на юродивую старухи. А Анжер уже замер перед дверями квартиры Лилии...

...Дверь отворяется. Гортензия стоит на пороге и с отвращением смотрит на нежные лиловые чашечки цветов.

— Что за гербарий ты приволок?..

...Год!!! Целый год жизни из-за этой дряни пропал зря! Не считая того, что пришлось доставать для них разрешения на ранний брак, это же год! Нет, больше. Сама жизнь едва не пропала. Там, в парке.

Ничего, с Лилией все будет по-другому. Правильно будет.

— Боже, наконец-то! Я просто не нахожу себе места. Наконец-то ты пришел!

Лилия начертила в воздухе символический ромб, страдальчески закатила черные звездочки глаз и бросилась Анжеру на грудь.

— Не надо, Лилия. Ну подумай хорошенько, что может со мной случиться?

— Мало ли. Ты же неверующий, прости, Боже! — Лилия повторила процедуру ромбования и закатывания глаз. — Вдруг тебя словили и выставили к Столбу? Боже, и это в такой день! Я б лучше вниз головой со стыда...

У юноши кружилась от счастья голова. Как Лилия переживает за него!.. Анжер запечатал чувственные черные губы таким крепким поцелуем, какой только может быть в день свадьбы. Лилия сжалась и тут же оттаяла, безвольно повиснув в кольце его рук. Анжер осмелел, провел ладонью по ее спине и начал потихоньку сминать тяжелую ткань свадебного наряда. Но едва подол платья приподнялся на три пальца выше щиколотки, Лилия нырнула вниз и отскочила.

— Что ты, Анжер! А иррорги?.. Кроме того, у нас мало времени. И вообще, пойдем в комнату.

Он последовал за невестой, наслаждаясь прекрасной гибкой фигуркой. Казалось, каждая частичка Лилии: и фата, и умело завитые волосы, и платье, и туфельки — все соткано из блестящей антрацитовой пыли и теперь ожило. Изгибается, переливается, вспыхивает... Лилия закрыла дверь.

— Вот в этой комнате мы посидим. Я помолюсь и кое-что тебе расскажу.

Анжер встрепенулся. Сюрприз! При одном-единственном взгляде на невесту он готов забыть обо всем на свете.

— Подойди поближе.

Став так, чтобы отгородиться спиной от задней Стены и (на всякий случай) также от икон с Белым Кардиналом, Анжер развернул платок. Букетик колокольчиков перешел в руки Лилии, сорванная с неба звездочка заблестела на груди.

— Вот что я тебе принес. Нравится?

Лилино лицо почернело от румянца смущения. Она явно растерялась.

— Но... но это... Боже! Это же противозаконно! — наконец вымолвила невеста и с мольбой взглянула на изображение Белого Кардинала в Галерее Размышлений.

— Тебе не нравится, — уныло сказал Анжер.

— Что ты, что ты! Конечно нравится! — тут же замахала руками Лилия. — Просто я перепугалась. Тебя вполне могли задержать и засудить с этими игрушками. А я? Как тогда буду я?! Головой по земле — и все?..

— Я думал, что серенькая звездочка очень пойдет к черному свадебному платью.

— Звезд с неба нельзя рвать, дорогой, — возразила Лилия, чертя в воздухе перед лбом канонический знак смирения.

— А колокольчики такие милые, нежные, — сказал Анжер и добавил шепотом: — Может, последние в Городе...

— По закону Бога и Белого Кардинала, невесте надо дарить черные лилии как символ чистоты и непорочности. Остальное нельзя. Остальное ненравственно, так говорят в церкви.

— Ты сама у меня Черная Лилия, — в восхищении прошептал Анжер. — Так что другие лилии просто вянут перед тобой. Они ничто, ты — все. А правда цветы красивые?

— Ага, красивые, — Лилия кивнула. — Такое бывает, когда наколешься хорошенечко и смотришь перед собой на свет. И тогда в глазах делается такой же точно туман. С такими вот жилками, как на этих твоих колокольчиках. А хорошенько наколоться, эт-то... М-м-м!..

Невеста сладостно зажмурилась и помотала головой, но неожиданно спохватилась и сурово закончила:

— Однако зазря нечего рисковать!

Анжер вздохнул. Лилия моментально смягчилась.

— Впрочем, мне очень даже льстит, что любимый жених рискует из-за меня жизнью. Скажу спасибо Богу, раз Он помог тебе, — Лилия четырежды переромбовалась.

— Скажи спасибо гайке, которая расколола Стену.

Лилия пришла в фейерверковый восторг.

— Боже, какое замечательное безумие! Из-за меня кокнул Стенку, подумать только! — невеста аж затряслась от восхищения.

— Он еще и не на такое способен, — произнес незнакомый голос. В дверях стояла давешняя старуха-дворничка в черном плаще и прищурившись рассматривала Анжера и Лилию.

— Вы как сюда попали... — начал было изумленный юноша, однако Лилия шлепнулась на колени, покорно склонила голову и шепнула:

— Замолчи, это Смерть.

— Да, Смерть, — подтвердила старуха и хромая подошла к Лилии. — Ты правильно сказала. Ты меня знаешь, а потому отдай прежде всего цветы и звездочку.

— Это ей! Она невеста, это ей! — запротестовал Анжер. Смерть с жалостью посмотрела на него, вздохнула и сказала:

— Если ты ничего не понимаешь, так молчи и слушайся. Без цветов невесте никак нельзя, верно. Однако верно и то, что с твоими подарками не миновать помоста и Столба Позора.

— Не спорь, ни за что не спорь, — шепнула Лилия Анжеру и тут же заворковала, смиренно ромбуясь и очень мило моргая черными веерами ресниц: — Простите его, это он не понимает, ду... То есть не знает. Конечно, конечно, берите цветы. Все до одного берите. Не хватало, чтоб меня еще позорили. И звездочку туда же. Настоящие цветы! Где сейчас такие есть?

...Гортензия сидела спиной к нему, нервно насвистывая “Красноглазку”. Скучающее небо забавы ради посыпало Город то коричневатым снежком, то липкими дождевыми капельками.

“Ох, мои ножки”, — раздался рядом рыдающий голос. Гибкая фигурка в девственно-черном платье вынырнула из мутно-коричневой дымки.

“Как устали бедные мои ноженьки!”

“Садитесь, пожалуйста”.

Гортензия с ненавистью взглянула на ту, которой Анжер уступил место...

Юношу привели в себя слова Смерти:

— Да, этим подарком ты возвысил свою невесту почти до небес. Не знаю, может быть у вас и получится...

— Что получится?

Лилия с благоговением ждала ответа. Казалось, многочисленные лики Белого Кардинала на иконах тоже жадно ловили мгновения неприятной тишины, пока Смерть перебирала лиловые чашечки серыми иссушенными пальцами.

В ушах Анжера вновь зазвучали воспоминания: “Ах, ты ей место уступил?! Так и целуйся тут с ней!..” — “Я слушала запись последней проповеди Кардинала. Три часа на ногах... Боже, почему Ты не внушил мне, что в церковь нельзя надевать высокие каблуки?!” И — дробное тарахтенье шагов Гортензии где-то за стеной широкого тумана, а потом ее противный слезливый крик: “Год! Лучший год жизни — на тебя, недотепа! Почему я такая несчастная? Можешь хоть жениться на этой, хоть не жениться, а я с тобой развожусь!” И последний ножевой вопль: “Развожу-у-усь!!!” Кажется, больше они не встречались...

— Прежде всего получи цветы, — с расстановкой произнесла Смерть, подавая невесте букет из семи традиционных черных лилий. Лилия принялась усиленно ромбоваться, бормоча соответствующие слова и стреляя глазами на изображение Кардинала Благодарного.

— А тебе будут вот это.

Нож Судьбы хищно сверкнул холодной голубизной стали. Лезвие словно было в голубой крови.

Анжер отшатнулся и замер в неестественной позе...

“Ладно, ушла так ушла. Я только хотела рассказать о церкви...” — “Я не буду слушать”. — “Почему?” — “Пойду повешусь. У меня за пазухой веревка. Я хотел в последний раз объясниться с ней. Вот, не вышло. Сами видели”.

Черные звезды Лилиных глаз. И ее восторженный, с придыханием голос.

“Боже, какие чувства! Как это захватывает, заражает! Дай посмотреться в твои глаза”. — “Зачем? Может, вы ирр... Простите... Вы часом не иррорг?” — “Нет, что ты! Но Белый Кардинал говорил, что вешаются одни синеглазые”. — “Ерунда”. — “А почему ты вешаешься?” — “Гортензия ушла. Не могу один. Схожу с ума, когда думаю о Тишине, что подстерегает меня. И о том, что творится в Городе”.

“Гортензия была у меня чем-то вроде домашнего дракончика. Он больно кусался, изрыгал огонь, но он... то есть она была рядом”. — “А теперь у тебя никого рядом нет? Несчастный...”

Рука Лилии едва касается его волос. Как давно... Нет, Гортензия не ласкала его так утешающе-нежно.

“Я не дам тебе умереть”.

Хищные рожи одна за другой выныривают из тумана, готовясь в любую секунду броситься на парочку.

“Что вы! Не губите себя из-за меня! Не надо!..” — “Я и не собираюсь. Но я не дам тебе умереть! Мы поженимся, и эти ублюдки не тронут нас. А я давно мечтаю о таком муже. Может быть ты и недотепа... Нет, она врет, эта Гортензия. А тебе я не дам умереть. Мы поженимся, и Бог не отдаст нас ирроргам. И сейчас не дам тебе вешаться...”

Стеклянный цилиндрик падает в коричневую лужу и разбивается.

“Шприц?! Ты...” — “Да, это прекрасно. Это развязывает язык, и он начинает молоть чепухню сам собой. А тебе я не дам умереть. Как хорошо в голове. Туман. Не дам умереть...”

— Анжеру нельзя доверять Нож, — пролепетала невеста и тут же выхватила его из рук Смерти. — Я возьму подарок.

— Лилия, зачем? — удивился Анжер.

— Ты мне не нравишься, — сообщил Нож и хищно сверкнул голубоватой остротой лезвия на юношу.

— Ничего ты не понимаешь. Я и мечтать не могла о подарке Смерти. Это священная и очень ценная штука.

Невеста низко кланялась. Усиленно ромбуясь и выполняя ряд сложных движений спрятала Нож на груди. Смаковавшая эту сцену Смерть сухо захихикала и прошептала:

— Что ж, бери ты. Может, так и правильнее, кто знает. Недаром это Нож Судьбы!

Дверь за Смертью бесшумно закрылась, и сухое хихиканье (точно метлой по гравию) стихло в недрах лестничной клетки.

— Нашла кому Нож давать, — тут же заговорила Лилия. — Еще два месяца повеситься хотел, а тут — на, получай! Режься на здоровье! Вот я — дело другое. Не топлюсь, не вешаюсь, не режусь...

— Колешься.

Анжер нежно обнял ее и поцеловал в то место, где шея плавно перетекала в смуглое плечо.

— Это совсем другое дело! Колоться — м-м-м!.. Рай на земле! Белый Кардинал благословлял тех, кто кололся. Он и сам того... В церкви есть статуя, где Золотой Бог дает Кардиналу шприц.

Лилия четырежды обмахнулась ромбом, повернулась к жениху и с чувством изрекла:

— Почему ты не веришь, прости, Боже?! Я вот никогда так не балдела, как от хорошего укола или от записи проповеди Белого Кардинала! Это так здорово!

— Я от тебя... — Анжер улыбнулся и выдавил из себя непривычное слово: — Балдею.

Звезды Лилиных глаз вновь вспыхнули, как тогда на скамье под липким дождем. Невеста медленно подняла к его глазам ромбовидную нательную икону с изображением Кардинала.

— Сегодня ты попадешь в церковь, сам все увидишь и услышишь. Я помолюсь за тебя...

— Как всегда неподражаема, — констатировал голос с порога.

— А ты как всегда кривоногая! — весело вскричала Лилия и бросилась навстречу вошедшей. — Роза, как хорошо, что ты забежала ко мне.

Анжер с досадой разглядывал Лилину подругу. Ему как-то сразу пришлись не по сердцу отвратительные манеры Розы, ее показная расхлюстанность, неестественный яркий рот и то, что она долго (даже, пожалуй, слишком долго) целовала Лилию.

— Анжер, знакомься: эту старуху звать Розой. Моя лучшая подруга. Которая где-то шлялась целые три месяца, негодяйка! — Лилия звучно шлепнула Розу по подстаканнику и доверительно сообщила:

— Мы вместе колоться начали. Мы... эти... кровавые братья.

— Кровные сестры, — уточнила Роза и ткнув в Анжера фиолетовым ногтем спросила: — А он... ничего? Ты так говоришь насчет “колоться”...

— Ты чего, старуха! — возмутилась Лилия. — Он все в курсе. Даже видел. Видел, Анжер?

— Да, конечно, — Анжер поморщился.

— Ну и везет же тебе. Вот так парень!

Роза с недоумением и с завистью посмотрела на Анжера.

— Что ты знаешь?! Мы идем жениться, — гордо сообщила Лилия.

— Жениться?!

В сиреневых глазах Розы полыхнула такая жадность, что Анжер невольно отступил на пару шагов.

— Да, старуха! Отдаю я свою руку, как говорят в церкви. А ты пойдешь с нами. Будешь моей подружкой.

— Жениться, жениться, — лихорадочно бормотала Роза, то и дело покусывая губы и раздумывая о чем-то своем. Наконец она прошептала Лилии на ухо несколько слов и громко обратилась к Анжеру:

— Ты извини. Мы выйдем на пару минут.

— Две старухи посплетничают, — добавила Лилия, овеяв жениха пламенно-черным взглядом и переромбовавшись на икону Кардинала Таинственного.

Оставшись в одиночестве, Анжер немного походил из угла в угол, потерся виском о Стену, но так ничего и не придумал. Он попробовал рассматривать иконы, однако Белый Кардинал тоже как будто недоумевал. С каждой минутой подруга Лилии не нравилась Анжеру все больше.

— Мучаешься? — ехидно спросила Стена.

Анжер украдкой взглянул на нее и подкрался на цыпочках к двери. Конечно, подслушивать нехорошо, но очень уж не нравилась ему Роза. Кардинал Осуждающий с негодованием следил за юношей.

Из-за двери долетали обрывки фраз: “Совсем-совсем? Ни разу?..” — “Иррорги...” — “Ты же не знаешь...” — “Священно”. — “А если и один раз...” — “Момент”. — “Почему?..” — “И все...” — “Сколько знаю...” — “Не видела...” — “Сама...” — “Да что ты! Иррорги...” — “Не поверю!” — “Боже!” — “Зачем?”

После длительной паузы Лилия довольно громко сказала: “Я буду молиться за нас Богу и Белому Кардиналу. Они охранят”. Роза презрительно фыркнула. Лилия упрямо повторила: “Буду!” На этот раз ее голос прозвучал гораздо ближе к двери, как показалось Анжеру. Он поспешно отскочил в сторону и не решился возобновить подслушивание до самого конца разговора.

Наконец дверь распахнулась, и подруги вернулись в комнату немного недовольные друг другом. По крайней мере, Лилины глаза посерели, что случалось с ней в минуты с трудом сдерживаемого гнева. И переромбовалась она перед изображением Кардинала Гневного.

— Я пойду надену шляпку, — сообщила невеста обыденным тоном, но тут же строго добавила:

— Роза, смотри у меня! — и четырехкратным ритуальным движением пальца погрозила ей.

— Можно подумать, мы не подруги, — презрительно процедила Роза. Анжер не совсем понял, что же она хотела этим сказать. То ли: “Мы подруги, поэтому не бойся”. Или: “Мы подруги, разве ты не поделишься?!”

Чтобы как-то замять неловкость ситуации, Анжер встал против одной из икон и принялся усиленно рассматривать ее. Икона изображала момент благочестивого просветления Белого Кардинала. Счастливое лицо старца не омрачалось ни единым намеком на тень страдания. Слегка приподнятое тело и простертая вверх рука излучали нетерпеливое ожидание. Огромная коленопреклоненная фигура Золотого Бога, только что сошедшего с громадного ромба, осторожно поддерживала серебристо-седую голову, от золотой правой руки исходили волны благодати. Божественные губы умильно улыбались, глаза сияли.

Чем сильнее Анжер чувствовал на затылке шипящие капли сиреневого взгляда Розы, тем настойчивей рассматривал икону. Он даже попытался представить себя на месте Белого Кардинала. Однако тут юноше припомнилось все, что он слышал об ирроргах, якобы выпущенных в мир Золотым Богом. Нельзя не признать (хотя бы перед самим собой), что Кардинал либо круглый дурак, либо безнадежный духовный слепец, либо... Анжер вздохнул. Неужели икона врет? А Лилия всему верит...

— Чего вздыхаешь, кастрат?

Роза медленно приближалась. Завлекающе колыхались обтянутые наимоднейшей юбкой бедра. Правда, ножки нахалку подвели: кривоватые. И вообще...

— А почему вы считаете меня кастратом? — как можно вежливее осведомился Анжер. — Я бы в таком случае не женился.

Больше всего ему хотелось вышвырнуть Розу в окно. В крайнем случае, спустить с лестницы. Так грубо и цинично начинать разговор... Слишком, это уж слишком! Но Анжер не умел ругаться. Не умел обращаться соответствующим образом с подобного сорта девицами. Даже против Гортензии он и пальцем шевельнуть не мог. А уж любимая подружка его Лилии...

— Первая жена тебя бросила, вот и кастрат.

— Кто вам сказал?

— Она же и сказала.

— Вы знаете Гортензию? — изумился юноша. — Откуда?

— Неважно. Гортензия стала одной из наших.

— Из каких “наших”? — насторожился Анжер.

— Неважно. Я знаю, что она тебя бросила. Мы ее однажды застукали с... — Роза алчно сглотнула слюну. Анжер внимательно всмотрелся в Лилину подругу. Вроде никакой прозрачности незаметно. А если она все же иррорг?..

— И твоя бывшая жена о тебе не очень-то, знаешь ли, — Роза окинула Анжера торжествующим взглядом и добавила: — А по Лилии незаметно, чтоб вы чем-то дельным занимались.

— А иррорги? — с самым невинным видом спросил Анжер.

— Сказки все это, — презрительно бросила Роза и принялась подразнивать юношу, слегка касаясь его руки своей грудью: — Не понимаю, почему ты до сих пор не попользовался ничем из Лилиных прелестей?

Стены противно захихикали. Анжеру страшно захотелось, чтоб Роза провалилась сквозь пол.

— Вы говорите пошлости...

— Ты думаешь, твоя Лилия такая уж недотрога? Да знаешь ли ты, сколько соломинок окуналось в ее стакан?! Сколько соломинок она...

— Меня это не интересует, — процедил сквозь зубы Анжер. Он уставился в угол. За спиной Розы безмолвно и бесшумно разворачивала свои кольца и разминала лапы Тишина. Столько времени не показывалась...

Внезапное воспоминание заставило Анжера нахмуриться.

...Чашка мутной обжигающей жидкости в центре голого стола. Отчаянный крик души: “Кто ты?!”

“Я? Я — твои детские Страхи, вместе взятые и сросшиеся в одно целое. Я — худший из милого семейства кошмаров. Помнишь, Черный Человек так же бесшумно переваливался через подоконник. А Черная Пропасть так же широко разевала пасть, как Я...”

Голос вкрадчиво-противный, как и сам вид Тишины.

“Ты один. Один навсегда. Никогда не впустишь ты никого в свою душу. Я буду приползать постоянно. Пока не одолею тебя”.

“Я не собираюсь вечно...”

“Гортензия?”

“Да. Она будет рядом. Будет всегда”.

Сухой ломкий вой Тишины, сотрясающий его тесный мирок.

“Хочешь, открою секрет? Анжер, ты ореховый дурень. Тебя так же трудно расколоть, как скорлупу. Внуьренний ты хуже этой чашки, потому что в чашке сверху дыра, а пока девушка тебя расколет, ее нежные ручки окажутся содранными до крови. Тут не обойтись меньше чем тремя попытками”.

“Я люблю Гортензию!”

“А она тебя любит ли?”

“Да”.

“Не отвечай за другого. Лучше взгляни на мой хвост. Что там написано?”

“Ложь!”

“В первый раз вы возненавидите друг друга”.

“Ложь!”

“Во второй раз она сама...”

Анжера била мелкая дрожь. Роза вкрадчиво нашептывала:

— Зачем медлить? Ворвись к Лилии прямо сейчас. Заставь ее! Вот увидишь, как она будет рада.

Анжер попятился. Тишина струилась вокруг правой ноги Розы.

— Вот, я приползла и готова проглотить тебя.

Роза колюче взвизгнула и прыгнула назад, ударившись о Стену. Иконы с изображениями Белого Кардинала посыпались на пол.

— Эй, нельзя ли полегче? — запротестовала Стена.

— Терпеть не могу червяков, — брезгливо сказала Роза.

— В общем, так, — Анжер ущипнул слишком осмелевшую Тишину. Та ослабила удавьи кольца. Анжер шагнул к гостье. — Либо вы прекращаете изрыгать пошлости, либо я не знаю, что сделаю...

В дверях застыла Лилия в полном свадебном наряде. Огромная черная шляпа в стиле “Ретро-конверт” бросала таинственную тень на лицо невесты, одновременно подчёркивая чернозвездный блеск глаз.

— Роза, я тебя как просила... Боже, что с моими иконами?!

Гостья выпустила в Анжера разряд ненависти, как бы говоря: “Ладно, один-ноль в твою пользу, но мы еще сочтемся”. Презрительно виляя подстаканником, принялась собирать упавшие иконы. Медленно ромбуясь Лилия подошла к ней, чтобы развесить изображения Белого Кардинала в известном ей одной порядке. Тишина уползла в свой угол и угрожающе притаилась, пообещав напоследок: “Ничего, здесь обожду”. Анжер ощупывал взглядом преграду, поднявшуюся меж двумя подругами.

Квартиру покидали тихо. Лилия шептала молитвы, прося у Белого Кардинала прощения за учиненный Розой иконопад и машинально поглаживала подаренный Смертью букет.

Едва они вышли на ярко-кофейную от солнечного света улицу, как из толпы старушек раздался громкий вопль. Лилия обернулась в ту сторону и восторженно пролепетала:

— Боже, какая честь! Сама Пифала.

Юродивая изо всех сил ковыляла к ним. Салатовые губы тряслись от напряжения, с их уголков стекала похожая на тину слюна. Сморщенные зеленые глаза вылезали из орбит. Анжер вздрогнул.

— Бо-о-о-о, бо-о-о-о, — скрипела Пифала. Невеста раскрыла небольшую поясную сумочку и извлекла оттуда бутылочку зеленки.

— Это тебе, Пифала. Получай по щедрости меня, Бога и Кардинала. Помолись за меня Богу, Пифала. Он слышит лучше молитвы придурков вроде тебя.

Анжер испугался, как бы юродивая не разбушевалась от обиды на “придурков”. Однако та была занята рассматриванием на свет подарка.

— Я выхожу замуж, Пифала.

Бутылочка зеленки разлетелась от удара о землю. Юродивая упала на колени и принялась вымакивать обезображенным лицом зеленую лужу. Наконец она выскрипела:

— Ты-ы-ы... Ты-ы-ы... Опа-а-а-асно-о-о-ость... Бе-е-е-е... Бе-е-е-е... реги-и-ись!

— Кого беречься? — Лилия переромбовалась.

— А-а-а-а Ро-о-о-о... Ро-о-о-о, — скрипела юродивая, широко разевая рот.

— Ирроргов? — невеста выговорила это слово как можно четче.

— Да-а-а-а, да-а-а-а, — скрипела Пифала, вращая сморщенными глазами.

— Ро-о-о-о, Ро-о-о-о, — настойчиво скрипела Пифала.

— Дура твоя юродивая, — пренебрежительно заметила Роза. От Анжера не ускользнула легчайшая тень боязни в сиреневых глазах Лилиной подруги.

Невесте надоело ждать ответа. Благочестиво посмотрев на небо (при этом солнечные лучи очень выгодно освещали ее громадные ресницы), Лилия сказала:

— Мы спешим в церковь, Пифала. Если хочешь, пойдем с нами. А вернемся, я снесу тебе еще зеленки.

Как по команде на улицы Города хлынули новые волны желтого тумана. Юродивая затряслась и стала выскрипывать что-то совсем уж невразумительное. Лилия кивнула, и небольшая процессия тронулась в путь.

Впереди вышагивала Роза, выбрасывая далеко вперед ноги, точно бравый гренадер. Широкими жестами она швыряла прохожим реалы, донги и пенсы, а также несла орекламму — квадрат черной с отливом ткани, на одной стороне которой умильно скалил клыкастую пасть Золотой Бог, а на другой ромбовался Кардинал Ликующий. Далее следовали жених с невестой, а за ними деревянно тащилась Пифала, все еще выскрипывая на ходу:

— Бе-е-е... Бе-е-е... Бе-е-ере-е-е... Ро-о-о... Ро-о-о...

— Странная свадьба, — вполголоса рассуждала Лилия. — Ведет неверящая подружка (прости, Боже!) и жених неверящий. И тут же я и Пифала. Странно, что эта придурковатая приползла. Она обычно таскает по всему Городу свои зеленые лохмотья и ни к кому...

— Да прогони ты ее, — бросила через плечо Роза. От страха Лилия споткнулась и усиленно ромбуясь зашептала:

— Ты чего, Роза? С ума рехнулась?! Она же святая! Юродивых гнать нельзя, о них надо заботиться и любить. К ним сам Белый Кардинал проявляет, так вот!.. Это ты от того, что не веришь.

Роза пожала плечами. Лилия заговорила громче.

— И почему вы не верите? Помню, пришла я в церковь первый раз. Тогда еще не та церковь была, теперь новая. А тогда — подвалина, где вода по колени хлюпает. Я и не знала, что это церковь. Я тогда сильно накололась и то ли нареветься хотелось, то ли мальчика какого-то вела с собой... Одним словом, не помню. Но увидала я Белого Кардинала и так в него влюбилась! Он на этого похож... на как его?

— На Бандальмахара Дукса, — с неожиданной язвительностью сказала Роза, швыряя себе под ноги целую пригоршню боливаров.

— Правда? Ты тоже заметила? — оживилась Лилия. — Вот как умер он, так ничего в Стенах стало смотреть. А Кардинал — мечта! Такой же лапусик, как Дукс, только старый.

— И ты бы так и вскочила к нему на соломинку, — пошутила Роза и грубо захохотала.

— Фу, какая ты... — Лилия смущенно прикрыла глазки и четырежды переромбовалась.

Несмотря на дневное, время стылая желтая мгла сгущалась. Охота разговаривать пропала, поэтому до самой Церковной площади все молчали, даже Пифала перестала скрипеть.

Плохая погода навевала мрачные мысли. Анжер все время пытался взглянуть сквозь Розу, так как иррорги должны быть чуть-чуть прозрачными. Чем дольше он всматривался в ее безвкусную васильковую прическу, тем увереннее готов был присягнуть, что Роза ни капельки не прозрачная. И тем не менее Анжер инстинктивно чувствовал большую беду. Странная подруга... Он заставил себя думать о чем-нибудь другом, но из этого тоже ничего хорошего не вышло.

Анжеру не давала покоя Тишина, которая осталась караулить его в Лилиной квартире. Он все прикидывал, хватит ли у него сил на то, чтобы жить бок о бок с Лилией. Гортензия его возненавидела, причем Тишина предсказывала то же самое. Но Гортензия на поверку оказалась просто взбалмошной девчонкой. Лилия же верит в Золотого Бога и в его Кардинала, значит, она не пустышка, в ее душе есть хоть что-то святое и доброе. Да, конечно, наркотики, легкая неотесанность и развязность не красят невесту. Лилия чем-то даже похожа на Розу, недаром они подруги. Однако она гораздо лучше.

В конце концов Анжер решил, что сил хватит. Воможно, он даже подсознательно заставил себя решить именно так. Ведь в углу небезызвестной комнаты притаилась разлапистая Тишина. Стоит только впасть в одиночество...

Думать дальше было просто страшно.

Где-то впереди приглушенно гомонила толпа. Юродивая взвизгнула и размахивая во все стороны руками и головой неуклюже заковыляла вперед.

— Пифала, ты куда?

Юродивая не ответила. Она подпрыгивала как сломанная заводная кукла и деревянно бежала со всей возможной скоростью, выскрипывая неожидалло ласково

Роза неприлично громко фыркнула.

— Все ясно, — сказала Лилия. — На Церковной площади кого-то казнят.

— Почему? — не понял Анжер. Вместо ответа невеста переромбовалась и показала букетом черных лилий вперед.

Улица выливалась в Церковную площадь. Из-за клокотания толпы и клубящегося желтого тумана она напоминала котел обжигающего варева. В центре площади смутно темнела громада церкви, а где-то на полпути туман отсвечивал золотым.

— Пошли туда, — попросила невеста, от нетерпения шевеля ноздрями и как бы принюхиваясь. Роза громко закричала, размахивая орекламмой:

— Дайте пройти! Дайте пройти жениху с невестой! В стороны! Дорогу! Дайте пройти!

— Боже, не может быть, — прошептала Лилия, когда все трое приблизились к месту казни.

Туман неожиданно быстро рассеялся. Анжер отчетливо увидел, как по высокому белокаменному помосту медленно и торжественно двигалась гигантская фигура Мастера. Анжеру показалось даже, что туман нарочно сбежал, дабы продемонстрировать ему столь необычайное зрелище. Мастер с нескрываемым восхищением оглаживал пышную курчавую бородищу, черный передник до колен, кожано скрипевший при каждом шаге, три медных бляхи на груди, широкие кожаные ремни, туго стянувшие запястья, и ремень вокруг головы. Кроме передника, ремней и широкой набедренной повязки, на Мастере не было никакой одежды. Тугие шерстистые связки мускулов, из которых состояло его тело, явно были предметом неусыпной заботы их обладателя. Мастер поглядывал в затуманенное небо и самодовольно говорил:

— Что, нравлюсь тебе таким? А помнишь, каким я был раньше? Делай прическу, брейся каждый день... Слизняк, плюнуть противно! — Мастер звучно плюнул под ноги и как бы демонстрируя, что он наконец-то в своей тарелке, притопнул и с уханьем крикнул: — А теперь вот другое дело... Ух-х-х, ух-х-х! Настоящее!.. Ух-х-х, ух-х-х!

Анжер не понял сначала, к кому обращается этот дикий и страшный Мастер. Две фигуры, висевшие в цепях по другую сторону помоста, казались безжизненными. Внезапно юноша с удивлением заметил Пифалу, которая пыталась заползти на помост и скрипела:

— Ма-а-а... Ма-а-а... Мой Ма-а-а-сте-е-е-ер... Ка-а-а-ак тебя-а-а-а... лю-у-у-у... Лю-у-у-у... Блю-у-у...

— Любишь, артистка, любишь, — Мастер подошел к Пифале, пренебрежительно спихнул ее вниз, громко захохотал и сказал: — А старикана помнишь? Бедный дряхлый Суд! Ох и позабавился я с ним!.. Зато теперь — помост, борода, передник... Мечта! Как у настоящего палача в старину. А костюмчик мой коричневый помнишь? Помнишь, артистка?.. Ну пошла, пошла, — Мастер грозно навис над Пифалой, которая вновь пыталась взобраться к нему. И тут воздух вспороли тяжелые слова:

Один из скованных поднял голову и пел. То есть не пел даже, а преодолевая невероятную внутреннюю усталость швырял куски строк в толпу.

Увлеченный изучением великолепного в своей реликтовой дикости Мастера, Анжер почти не обратил внимания на две скелетообразные рыжие фигуры в ржавых цепях. Теперь он присмотрелся. То были юноша и девушка, оба совершенно голые. Между ними висела вниз головой белая крыса, которая все время пыталась приподняться и ухватить себя за хвост, прикованный к перекладине тонкой золотой цепочкой. Юноша обводил отчаянным рыжим взглядом замершую под ударами слов толпу и беспощадно продолжал:

Мастер стал грозно и широко наступать на певца.

Анжер инстинктивно обнял Лилию за плечи и прошептал:

— Бедные, бедные...

— Кто бедные? — искренне изумилась Лилия. — Кто еще тут бедный?! Нет, смотри, какой счастливый!

Только теперь Анжер с ужасом осознал, что Лилия едва ли обратила внимание на казнь. Она смотрела туда же, куда пялилось большинство стоявших вокруг людей, особенно молоденьких девушек и девчонок. Там, в огромном окне дома, какой-то седой старик в белом плаще принимал картинные позы, размахивал руками, в общем, явно рисовался. Знакомый старичок... Неужели тот, с икон?

— Кардинал?!

— Ага, Белый Кардинал. Смотри, смотри, какой лапусик! Я восхищаюсь! Мне даже жарко!..

У Анжера мелко затряслись коленки. Значит, не видит казни...

В это время Мастер поднял с помоста тигель, принялся мерно макать туда руку и широкими жестами намазывать на Рыжего расплавленное золото. Тот забился в цепях, выкрикивая сквозь приступы боли:

Мастер впечатал порцию золота в лицо Рыжему.

— Как он может брать расплавленный металл рукой? — прошептал Анжер. Ноги у него подкашивались, волосы шевелились, горячий пот заливал глаза.

— Ага, убежал! Адольф, Адольф, беги! Беги, Адольф! Счастливо тебе!

Белая крыса все же дотянулась до хвоста, перекусила его и юркнула в толпу. Рыжая победоносно смотрела на разъяренного Мастера, который слишком увлекся казнью певца.

Однако жениху, невесте и ее подруге так и не суждено было увидеть смерть Рыжей. Громада церкви загудела многоголосьем гонгов. Лилия встрепенулась и толкнула Розу.

— Мы опаздываем! Быстрее!

Анжер шел за невестой пошатываясь, поминутно хватаясь за лицо и шипя сквозь зубы. Он все старался вспомнить выражение глаз Лилии, когда она вскользь посмотрела на обмазанного горячим золотом, но пока еще живого Рыжего. Неужели в глазах его Лилии ровно ничего не отразилось?,,

Анжеру не давал покоя едва слышный тоненький крик, монотонный и протяжный. Словно маленького зайчонка придавило камнем.

— Лилия, что это за писк?

Стараясь не шевелить губами и не оборачиваться, невеста прошептала:

— Вон в том углу. Когда делали церковь, поваляли много домов. Кафешки всякие, плохие места, дома участков, где судили. Но там не только это было, там люди жили. Все верующие вышли, им сказали раньше. А это Детский Крик. Какого-то мальчишку из неверующих завалило, и Крик защемился в камнях. Так и сделали с Криком. А там, рядом, видишь кучу падали? Это мать того мальчишки. Она прямо тут подохла. Сильно много ревела.

Все поплыло у Анжера перед глазами. В углу, где был замурован Детский Крик, застыла Смерть. Загадочно улыбаясь одними высохшими губами, смотрела она на жениха.

“И смерть я встречу как невесту”, — неожиданно вспыхнул в мигом воспалившемся мозгу обрывок какого-то стихотворения.

— И не разведет вас отныне ничто! Никогда! — провозгласил Соединяющий, высоко поднимая изображение Кардинала Благословляющего. Роза шумно захлопала в ладоши, Смерть отступила в тень и исчезла.

— Пошли.

Лилия тянула Анжера за руку, но тот стоял как вкопанный.

— Церковь понравилась? То-то! Я от нее всегда балдею. Аж внутри холодно, да?

— Я останусь здесь. Лягу рядом с Криком, рядом с... матерью. И тоже умру.

Лилия удивилась было, но вдруг что-то сообразила и страстно зашептала:

— Ты что, Анжер! Мы теперь муж и жена. Мы вместе. Ты подумал, я ненавижу тубя, что ты неверующий? Дурак, я тебя навижу! Ведь мы поженились. Ты не такой, как эти. Эти разваляли много церквей. Говорят, мать Детского Крика лично убила девяносто три детей, когда встретила церковный ход к Кардиналу. Кроме того, разве ты хочешь, чтобы я легла тут вместе с тобой и тоже сдохла? Нас же теперь ничего не разведет, забыл?!

Волны звездного Лилиного взгляда еще раз вернули Анжеру силы.

Хотя в душе что-то надломилось. Он шел рука об руку с женой, а впереди кричал и метался Детский Крик. Плотное кольцо каких-то незнакомых людей, возглавляемых васильково-сиреневой Розой, вело и направляло молодую чету, но Анжер просто не воспринимал их. Перед ним скакал Детский Крик, размахивая руками и гримасничая в тщетной попытке что-то объяснить.

Толпа. Опять толпа. Как это раздражает!

— Лилия, что это за люди? Откуда они?

Роза, какие-то незнакомые лица, Мастер с позолоченными волосатыми ручищами, еще лица... Интересно, где Тишина?..

— Верующим полагается встречать гостей. Кто хочет, тот идет на свадьбу, — как бы в подтверждение своих слов Лилия указала на изображение Кардинала Щедрого.

Сквозь затыкающий уши галдеж до сознания Анжера донесся шепот. Нечто угрожающее было в едва различимых тихих словах. Юноша насторожился.

— Я пробовала уговорить... И Лилию, и его... Ничего... Нет, не соглашались... Святошу корчит... Не знаю... Не мужчина... Не знаю...

Анжеру почудилось, что опасный голос принадлежал Розе. Он тщетно искал ее некоторое время, пока не увидел возле Лилии. Подружки разговаривали упершись друг в друга лбами. Анжер прислушался, но уловил лишь обрывок фразы: “Какое вам дело до остальных? Идите...” Почти тут же Лилия порывисто обняла Розу, подбежала к мужу и молча потащила его в пустую соседнюю комнату. Анжер машинально подчинился.

Перед тем как жена закрыла дверь, он оглядел гостей. Все усиленно занимались своими делами: непринужденно болтали, поедали и выпивали раздобытые на кухне трофеи, расхаживали по комнате. Лишь Роза внимательно наблюдала за уходом молодоженов, прикусив ярко намалеванные губы.

— Ну вот мы и одни, — с облегчением сказала Лилия и тут же принялась раздеваться. Она совершала это как-то деловито, нарочито основательно.

— Не надо. Погоди.

Жена удивленно замерла с аккуратно сложенным платьем а руках.

— Лилия. Черная Лилия. Чистая черная Лилия. Моя чистая черная Лилия, — старательно выговорил Анжер и вдруг быстро выпалил: — Посмотримневглаза!

Умиротворяющие черные волны...

— Лилия, скажи, ты не убьешь меня однажды, как убила Детский Крик и его мать?

Искорка смущения в черной бездне.

— С чего ты решила, что я его убила?

— Ну не ты, а такие же.

Буря в Лилиной душе разметала жалкую запруду, которую его ужаснувшееся сознание попыталось возвести в последнюю гибельную минуту. Быть может, Мысль о затаившейся где-то Тишине и вытащила пару бревнышек из основания...

— Никогда. Никогда не убью тебя. И Бог с Кардиналом защитят нас.

Анжер провалился в черный водоворот Лилиных объятий...

...Комната была до отказа набита гостями. Гигантский Золотой Бог, почти касавшийся макушкой потолка, задумчиво обнимал Розу за плечи и ерошил ее васильковые кудряшки. Тут же стоял и Белый Кардинал.

— Что же с ними делать?

— Выпить, как других, — хладнокровно сказал Мастер, поигрывая полой передника.

— Будешь первым? — с издевкой спросил Бог.

— Зачем! Кто бежит вперед, остается без ушей, — пошутил Мастер.

— Боже, ты... здесь?! И Кардинал? Не может быть... Но... какое счастье!

Забыв про наготу, Лилия вскочила с кровати и восторженно ромбовалась.

— А чего все вошли сюда? Роза!..

Та резко смахнула с плеча руку Золотого Бога и начала надвигаться на Лилию, грозно приговаривая:

— Так ты, гадина, думала спастись от нас этой своей дурацкой свадьбой? А, гадина?

— Конечно же иррорги! Ты таки, Лилия, умом не вышла, — презрительно процедила Роза. — И вообще меня не три месяца не было, а семь. Дура ты.

— Боже! А вы?! — Лилия с ужасом взирала на Белого Кардинала.

— И я, и я, о дочь моя, Был выпит с той, которой ты не знаешь, — с притворной грустью ответил Кардинал. Лилия отчаянно взвизгнула.

— И хоть я саном обличен, Но не ушел от приговора И чаши гибельной позора, — продекламировал Белый Кардинал, театрально жестикулируя.

— Боже, помоги! — взмолилась молодая жена.

— Что ты, Лилия, — величественно заговорил Золотой Бог. — Я собираю под свое крыло всех верных мне. Я рассчитывал на тебя...

— А ты, гадина, клятву дала, — с ненавистью процедила Роза. — Теперь мы не можем тебя выпить. Поэтому остается одно. Эй, Мастер, принеси-ка тигель с золотом.

— Позор, позор! Свершится приговор! — воскликнул Кардинал.

Мастер хохотнул в бороду и пошел к двери. Вне себя от ужаса Лилия завопила:

— Нет! Нет! Не надо! Я докажу!

— Как?

— Я люблю Бога! Боже! Раз ты мне это сказал... — Лилия бросилась к аккуратно сложенной одежде и принялась лихорадочно рыться в ней.

Анжер медленно встал.

В дверях ждала Смерть. Сухими пальцами старуха нервно теребила прутья черной метлы. А из-под ног ирроргов выползала Тишина, шурша по полу лапами и сплетаясь кольцами. Анжер зачем-то расправил плечи. Или так легче было встречать опасность? Последнюю опасность.

— Боже, смотри!

Нож Судьбы по самую рукоятку вошел в грудь Анжера, издавая радостные возгласы. Немедленно Тишина с силой метнулась к юноше, а Смерть от досады сломала свернутый кольцом прутик.

— Боже, я люблю тебя больше его!

— Так принадлежи Богу, — сказала Роза, присасываясь к шее Лилии ярко намалеванными губами.

Анжер ничего этого уже не видел и не слышал. Нож Судьбы как бы задел неведомый скрытый узелок в его душе, которую вместе с кровью пополам лакали иррорги, а Тишина накрыла тело непроницаемым саваном. Сначала перестало трепетать и окаменело сердце, за ним грудь, туловище, руки, ноги.

Наконец Тишина полностью завладела всем существом Анжера...

— Так брак не защищает? — удивлялась Лилия-иррорг, выходя из отслужившего свое тела.

— Опасная была попытка, — призналась Роза, вытирая вспотевший лоб, переминаясь с ноги на ногу и как-то пьяно оценивая их кривизну. — Если бы не Бог...

— Ты любила меня, именно меня, — милостиво пояснил Золотой Бог. — Поэтому я и уговорил толпу подданных. Я так и знал, что все окончится благополучно.

Сухие всхлипывания Смерти заставили всех на мгновение обернуться. Золотой Бог презрительно посмотрел ей вслед, как бы говоря: “Что, карга, не твоя взяла? Погоди, я вот тебе!..” Черный плащ старухи мелькнул на леснице. “Сил бы у тебя на Лилию хватило, а вот времени...” — донеслось удаляющееся бормотание.

— Но... но это просто прелесть! — обрадовалась Лилия. — Раз замужество не защищает, а я стала ирроргом, то... То можно пить подряд всех, кто поженился! Я хочу попробовать.

— Алкает дева новых душ И — берегись, жена и муж! — торжественно воскликнул Белый Кардинал.

— Отлично, старуха, — Роза залихватски хлопнула подругу по подстаканнику. — Я так и знала, что ты будешь хорошей помощницей. Айда пить других! А мужа с собой берешь?

Лилия обернулась к Анжеру и вскрикнула. Все также посмотрели на него. Меньше чем через минуту квартира опустела.

Каменный Анжер неподвижно застыл около кровати, лишь каменные глаза его медленно шевелились. Рукоять Ножа Судьбы, забрызганная лазурью каменной крови, торчала из каменной груди. А возле каменных ног слабо дергалось несколько умирающих ирроргов.

(Далее...)