Мне посчастливилось познакомиться с Георгием Гонгадзе во время прошлых парламентских выборов. Однажды, когда перед очередным брифингом в Центральной избирательной комиссии присутствующим раздавали официальные материалы (а их как постоянно не хватало на всех желающих), я изловчился и выхватил последний комплект буквально из-под рук высокого худощавого журналиста, который посмотрел на меня как-то удивленно. “Да ты знаешь, кто это? Сам Гонгадзе!” — сказал мне один знакомый. К тому моменту я всего лишь год занимался политической журналистикой, и мне вообще-то даже несколько польстил тот факт, что на “раздаче слонов” удалось обогнать столь именитого коллегу.

Примерно через неделю или две Георгий Гонгадзе опоздал к началу брифинга из-за проливного дождя, и когда вбежал в ЦИКовский зал, на ходу складывая зонтик, то сразу же осмотрелся, заметив меня, подошел и спросил: “Ну, что тут было?..” Прослушав диктофонную запись и мои комментарии к ней, а также просмотрев пресс-релиз и пачку других документов, бросил коротко: “Хорошо работаешь. Молодец”.

И знаете, что для меня самое обидное в этой истории? То, что на факте исчезновения высочайшего профессионала и патриота своего дела Георгия Гонгадзе построен самый грандиозный и самый грязный политический скандал в новейшей истории Украины. То, что через год после происшествия компетентные органы так и не распутали до конца это в высшей степени резонансное дело. То, что развернувшийся вслед за исчезновением “кассетный скандал” и прочие предпринятые оппозицией “меры” на деле нисколько не приблизили (да и не могли приблизить) нас к истине ни на шаг. И наконец то, что список жертв невидимых боев вслед за Георгием Гонгадзе пополнился Игорем Александровым.

Журналистов можно ругать почем зря, называть представителями второй древнейшей профессии и т.д. и т.п. Но также несомненно, что журналисты выполняют важнейшую функцию — информирование широкой общественности по самым разным направлениям. Если мы действительно строим демократическое, информационное общество, это так. Георгий Гонгадзе и семнадцать наших коллег доказали, что работники масс-медиа готовы заплатить за это наивысшую цену — отдать собственную жизнь.